Юность. Петербург. Школа гвардейских подпрапорщиков
...И вдруг заблестел перед ним Петербург весь в огне... Боже мой! стук, гром, блеск; по обеим сторонам громоздятся четырехэтажные стены; стук копыт коня, звук колеса отзывались громом и отдавались с четырех сторон; домы росли и будто подымались из земли на каждом шагу; мосты дрожали; кареты летали; извозчики, форейторы кричали...
Н. Гоголь. «Ночь перед рождеством»
Определить Модеста в младший класс Петропавловской школы было нетрудно, но Филарета в школу гвардейских подпрапорщиков не приняли: он не выдержал вступительных экзаменов. Поэтому и его решено было зачислить в старший класс Петропавловской школы, с тем чтобы через год снова держать экзамен. Устроив мальчиков, Петр Алексеевич договорился и о занятиях Модеста музыкой с Антоном Августовичем Герке — одним из лучших петербургских педагогов, пользовавшимся большой популярностью.
Петропавловская школа была одним из лучших учебных заведений: программа обучения была продуманной и гораздо более глубокой, чем во многих благородных пансионах, а обстановка и взаимоотношения педагогов с учениками — деловыми и доброжелательными. Годы учебы в Петропавловской школе Модесту дали очень много: он овладел немецким языком, латынью (французский он учил с детства, занимаясь с матерью), приобрел знания в естественных и точных науках, познакомился с немецкой философией. Учеба давалась ему легко, а главное — он занимался с интересом; этот интерес и постоянная жажда знаний сохранились у него до конца жизни.
К сожалению, из школы пришлось уйти, так как Филарет после года занятий снова провалился на вступительных экзаменах. Петр Алексеевич Мусоргский узнал, что за солидную плату частные пансионы готовят мальчиков к поступлению в школу подпрапорщиков «с гарантией». Поэтому сначала Филарет, а потом и Модест были определены в пансион Комарова.
Здесь обстановка была совсем иной: серьезные занятия не интересовали будущих гвардейцев (в основном — избалованных и ленивых дворянских отпрысков), дисциплина была плохой. С трудом Модест привык к новым порядкам; тяге к учению они никак не способствовали. Однако расчет отца оправдался: осенью 1851 года Филарет отлично выдержал экзамен в четвертый, младший класс школы гвардейских подпрапорщиков, а через год и Модест был зачислен в эту же школу.
Между тем занятия музыкой шли успешно: Герке руководил развитием своего подопечного с типично немецкой аккуратностью и основательностью. Сын известного в свое время скрипача- педагога, Антон Августович Герке обучался сначала у своего отца, а затем у известного пианиста Джона Фильда — англичанина, долгое время жившего и умершего в России. Следуя приобретенным у своего учителя навыкам, он добивался от своих учеников технической четкости, ясности исполнения; фильдовская jeu perle (безукоризненно отчетливая игра) была его идеалом.
Вряд ли выдержанность и педантичность педагога идеально гармонировали с внутренним миром впечатлительного талантливого подростка; очевидно, контраст темпераментов был разителен. Характерно, что как музыкант Герке не делал никакого различия между салонными пьесами Гуммеля, Герца — и замечательными лирическими миниатюрами Шумана и Шопена. Он заставлял учеников работать над ними с равным прилежанием. Герке не смог увидеть в Мусоргском его таланта; преподавая другим кроме фортепиано теорию музыки и композицию, с Модестом он этими предметами не занимался. В отроческом возрасте Модест как музыкант был предоставлен самому себе. Формирование музыкально-эстетических представлений у него проходило совершенно самостоятельно, независимо от традиционных канонов и школьных правил.
Однако школа Герке давала отличную пианистическую технику. В сочетании с прекрасной музыкальной памятью ученика, тонким слухом и врожденным пианизмом возникали все условия для быстрого пианистического развития. Успехи не заставили себя ждать. К концу третьего года занятий с Герке учитель решил показать юного пианиста в благотворительном концерте в салоне статс-дамы Рюминой, старинной знакомой семьи Мусоргских. Исполнив эффектное рондо Герца, Модест имел большой успех; «вундеркинду» рукоплескали. Даже строгий учитель был доволен учеником и на память о первом публичном выступлении подарил ему ноты — сонату As-dur Бетховена.