Юность. Петербург. Школа гвардейских подпрапорщиков
Но если музыкальное развитие Модеста шло более или менее равномерно, то общее образование со времени поступления в школу гвардейских подпрапорщиков получило не совсем благоприятное направление. Будущие гвардейцы (старшие именовались «господами корнетами», младшие — «юнкерами») должны были научиться красиво стоять в строю, маршировать, отдавать честь, четко выполнять ружейные приемы, командовать солдатами и при случае уметь защитить «честь мундира». Приготовление уроков и серьезные занятия считались среди воспитанников скучным и недостойным делом. Отношения с преподавателями держались на основах военной дисциплины и подчинения. Старшие воспитанники часто жестоко третировали младших — отнимали ужин, булки, чай, заставляли прислуживать себе. А. И. Куприн в романе «Юнкера» ярко описал эту традицию, назвав ее «дурацким обычаем, собезьяненным когда-то, давным-давно, у немецких и дерптских студентов и обратившимся на русской черноземной почве в тупое, злобное, бесцельное издевательство». Жаловаться было не принято; ябед беспощадно били.
Преподавали в школе математику, химию, естествознание, отечественную историю, русский и французский языки, закон божий. Важнейшими предметами считались военный устав и строевая подготовка. Режим дня был по-военному строг — каждый час дня расписан.
И все же, несмотря на казарменную атмосферу, в школе при желании можно было получить неплохие знания по отдельным предметам; в ней преподавали и знающие специалисты, в том числе университетские профессора. Химию, например, вел А. А. Воскресенский, «дедушка русских химиков» — зачинатель самостоятельного русского направления в химии. Повезло и с преподавателями русского языка: это были Тимофеев, Прокопич, лично знавший Гоголя, и Комаров, общавшийся с Белинским. Они сумели захватить воспитанников интересом к русской литературе. Комаров так артистично читал на уроках отрывки из гоголевских произведений, что для Модеста эти уроки стали любимыми. Ведь в Петропавловской школе, где основным языком был немецкий, не было возможности почувствовать и оценить вкус подлинного русского языка.
Общительность, доброта и благожелательность Модеста помогли ему приспособиться и к этой новой среде. Товарищи его любили, и во время каникул он часто гостил у них, с удовольствием участвуя в домашних праздниках. Учеба по-прежнему давалась ему легко: он всегда оказывался в десятке лучших учеников. Интерес к знаниям хоть и не мог активно развиваться в этой обстановке, но по крайней мере не пропадал. Модест много читал, увлекался философией, очень интересовался историей, переводил для товарищей, не знающих немецкого языка, сочинения швейцарского писателя И. К. Лафатера. Характерно, что уже в юношеские годы отчетливо определился интерес Мусоргского к двум областям — истории и психологии, интерес, определивший в дальнейшем направление его творческих исканий в музыке.
Вообще тягой к знаниям Модест выделялся из среды товарищей, чем иногда даже беспокоил благоволившего к нему директора школы Сутгофа. «Какой же, mon cher, выйдет из тебя офицер»,— отечески журил воспитанника директор.
Но — увы! юноша поневоле отдавал дань и тем «традициям», которые царили в школе. Привычка к кутежам на праздниках и каникулах, к безалаберности и мотовству не прошла бесследно; все это отрицательно сказалось в дальнейшем. В развлечениях и пирушках с юнкерами Модест Мусоргский был незаменим: его часто просили поиграть — ведь он славился в школе как замечательный пианист. Мусоргский любил импровизировать за фортепиано, но импровизаций не записывал, так как не был этому обучен. Лишь одну импровизацию юного виртуоза записал сам Герке — это была лихая полька Porte-enseigne («Подпрапорщик»), изданная благодаря содействию Герке у Бернарда в 1852 году (о чем Мусоргский в зрелом возрасте очень сожалел).
Музыкальность Модеста проявлялась не только за фортепиано: он еще отлично владел голосом (у него был приятный баритон) и пел в церковном хоре юнкерской школы. Для товарищей он пел и арии из модных тогда итальянских опер. Уже в то время проявилось замечательное качество Мусоргского-интерпретатора: искренность исполнения, полное подчинение музыкальной стихии.
Каждую субботу подпрапорщики собирались для общих занятий, где готовились к «парадировкам», а по воскресеньям в Михайловском манеже проводились «разводы с церемонией», на которых часто присутствовали великий князь Михаил Павлович и сам Николай I. Для этих представлений выделялось обычно двенадцать человек; естественно, отбирались самые изящные и вымуштрованные воспитанники. Однажды этой чести удостоился и Мусоргский-младший. Он так ловко выполнил свое задание, что был замечен и удостоен высочайшего одобрения. Генерал Сутгоф был доволен. Изящными манерами, музыкальными способностями, отличным французским языком и умением держаться Модест Мусоргский настолько расположил к себе генерала, что тот даже предложил ему музицировать в четыре руки со своей дочерью, также занимавшейся у Герке.
На втором году учебы в гвардейской школе, в 1853 году, началась русско-турецкая (Крымская) война. Когда схлынула волна шапкозакидательских настроений, оказалось, что положение русских войск весьма тяжелое. Около года продолжалась осада Севастополя. В феврале 1855 года скончался скоропостижно Николай I; сменивший его на престоле Александр II попытался поправить военное положение; старшеклассников чуть было не отправили на фронт. Но после сдачи Севастополя поражение оказалось неизбежным, и в 1856 году России пришлось подписать мирный договор на очень невыгодных условиях.
Для юного и полного молодых надежд гвардейского офицера социальные и исторические проблемы пока еще не вставали во всей своей остроте. В 1856 году Модест Мусоргский окончил гвардейскую школу. Как одного из лучших выпускников его определили на службу в лейб-гвардии Преображенский полк, славящийся еще с петровских времен. После окончания школы Мусоргский вместе с матерью и братом (тоже гвардейцем Преображенского полка) поселился на частной квартире в Петербурге. Отец умер еще в 1853 году, оставив семье жалкие остатки расстроенного состояния. Правда, недостаток средств еще не сказывался.