«Картинки с выставки». Вокальные циклы
Я почти никогда не доволен собою, но теперь более, чем когда-либо, склонен думать, что роль моя поболее в уединении и поболее сосредоточения искусства для.
М. П. Мусоргский, из письма к Л. И. Шестаковой
Да, скоро на суд! Весело мечтается о том, как станем мы на лобное место, думающие и живущие о „Хованщине" в то время, когда нас судят за „Бориса"; бодро, до дерзости, смотрим мы в дальнюю музыкальную даль, что нас манит к себе, и не страшен суд. Нам скажут: „Вы попрали законы божеские и человеческие!" Мы ответим: „Да!" и подумаем: „то ли еще будет!" Про нас прокаркают: „Вы будете забыты скоро и навсегда!" Ответим: „Non, поп et поп, Madame!" Дерзости хватит на раздачу всем судьям.
М. П. Мусоргский, из письма к В. В. Стасову
Музыкально-театральная жизнь Петербурга 1870-х годов была насыщенной. Вместе с оперой Мусоргского «Борис Годунов» (и кроме опер иностранных авторов) в театрах шли «Иван Сусанин» и «Руслан и Людмила» Глинки, «Каменный гость» Даргомыжского, «Юдифь», «Рогнеда» и «Вражья сила» Серова, «Вильям Ратклиф» Кюи, «Псковитянка» Римского-Корсакова. Увлечение кучкистов оперным жанром дало реальные творческие результаты.
Росло мастерство композиторов и в других жанрах: Римский-Корсаков создает романсы, заканчивает симфонию до мажор; Бородин подготавливает материалы для оперы «Князь Игорь», обдумывает Вторую симфонию; Кюи сочиняет романтическую оперу «Анджела» на сюжет В. Гюго.
Таланты расцветали. И только Балакирев переживал очень тяжелое время. Еще в 1869 году он был вынужден уйти из РМО, уступив место заурядному немецкому дирижеру. В поисках средств к существованию ему приходилось разрываться между частными уроками; да и дела Бесплатной школы были не блестящи — трудно было конкурировать с щедро субсидируемым Русским музыкальным обществом. Все это привело к тому, что бунтарские, бойцовские качества натуры Балакирева уступили место унынию, неверию в себя. По-видимому, его угнетало и то, что его выросшие ученики-друзья не нуждались больше в его активной опеке. И, несмотря на прежнюю любовь и уважение своих товарищей, он замкнулся в себе, стал отдаляться от творческой жизни кружка. А в 1874 году он устроился работать чиновником на Варшавской железной дороге и совсем отошел от музыкально-общественной жизни.
Друзья с ужасом наблюдали эти непонятные, необратимые перемены, но изменить ничего не могли. Стасов писал Римскому-Корсакову: «Балакирев произвел на меня вчера самое грустное впечатление. По наружности как будто бы все то же и ничего не переменилось... но только на самом деле все переменилось и от прежнего не осталось камня на камне... Нет, это совсем другой человек; передо мной был вчера какой-то гроб, а не прежний живой, энергичный, беспокойный Милий Алексеевич...»
В начале 70-х годов кучкисты лично познакомились с Антоном Григорьевичем Рубинштейном и были очарованы им и как тонким музыкантом, и как искренним, темпераментным, увлекающимся человеком. Мусоргский писал В. В. Стасову: «Вчера зрел Рубина милого... Он придет в среду с новою оперой и оную покажет нам, сиречь: генералу Баху [то есть самому Стасову.— Е. А.], Димитрию, сударь, Василичу, адмиралтейству, Квею и мне, многогрешному... Рубин был горяч до прелести — живой и отменный художник». Дружба с Рубинштейном, а главное — признание им авторитета балкиревцев в области музыкального творчества (маститый композитор показывает им свои сочинения!) означали безусловный рост популярности молодых композиторов, несмотря на непрекращающиеся нападки в печати со стороны консерваторов-академистов. Да и академисты вскоре приумолкли: Римский-Корсаков, начавший преподавать в Петербургской консерватории, серьезно занялся «самообразованием», поняв, сколь многого он лишен без серьезной школы композиторской техники, контрапункта, гармонии и других музыкально-теоретических наук.