Творчество. «Могучая кучка»
Совсем по-иному звучат песни, написанные летом 1867 года, на мызе Минкино. «Стрекотунья- белобока» на текст А. С. Пушкина — это шутливая скороговорка, легкое вокальное скерцо (вспоминается написанная позже в том же роде прокофьевская «Болтунья»). Песни «По грибы» и «Пирушка» написаны на темы крестьянской жизни. «По грибы» (на слова Л. А. Мея) использует распространенный сюжет о старом немилом муже и желанной вдовьей свободе. Песня звучит светло, распевно; мягкие синкопы аккомпанемента напоминают озорное приплясывание.
«Пирушка» (с подзаголовком «Рассказ») на известные слова А. В. Кольцова — «Ворота тесовы растворилися, на конях, на санях гости въехали» — звучит спокойно, эпически-повествовательно. Характерная переменность метра (постоянное чередование размеров 3/2 и 5/4), типичная вообще для протяжных русских песен, дается здесь не в широкой распевной мелодике, а в ровном, спокойном «рассказе», в степенном движении.
К 1867 году относится начало дружеского сближения Мусоргского с Римским-Корсаковым. Разный склад характеров и творческих индивидуальностей не мешал, а скорее помогал этому сближению, тем более что и общего у них было много — военная карьера в юности, горячее желание заниматься музыкой, постепенное творческое возмужание и иногда — «бунт» против балакиревской опеки. Мусоргский ласково звал Римского-Корсакова «Корсинькой», или «Бурь морских адмиралом».
Вместе с Никольским Мусоргский часто придумывал друзьям разные шутливые прозвища. Стасова он называл «generalissime», Бородина — «химическим господином» и «алхимиком», Даргомыжского — «Дарго», «Даргопехом» и «Даргунчиком», сестёр Пургольд — «Пурганцами», а себя — «Мусорянином» и «Савишной». Актерская способность к перевоплощению и богатство фантазии постоянно бурлили в Мусоргском и часто выливались в своеобразную игру «под маской»: он стилизовал свою речь в характере того персонажа, чью маску он надевал в данный момент. Особенно любима им была «маска Савишны» — в женском роде, с преувеличенными архаизмами, с оттенком юродства, простоватости и комизма. Например, в письме Л. И. Шестаковой Мусоргский пишет так: «Благодетельница ты наша, Людмила Ивановна,— по мужу Шестакова. Оченно возгорелась я в лихие морозы упросить тебя, сердечная: дозволь ты мне показать себя у дому твоем в понедельник божий день, что и день-то опосля светла Христова воскресения. Не неволь себя, родная, пиром почестным, брагой хмельною, а дозволь с тобой в он день хлеба-соли поделить да чарочку винца откушать, да речью твоей ласковой сердцем болезным побаловаться».
Зимой 1868 года серьезно заболел А. С. Даргомыжский; выходить из дома ему было трудно, и балакиревский кружок часто стал собираться у него на квартире. На этих вечерах, помимо всегда интересных, живых обсуждений музыкальных новинок, исполнялись и получали восторженный прием фрагменты из новой оперы Даргомыжского: пятидесятилетний композитор горячо увлекся необычной творческой задачей — сочинить оперу на текст трагедии Пушкина «Каменный гость», не меняя ни слова в пушкинском тексте и поэтому избегая традиционных оперных форм (арий, ансамблей, хоров), в которых неминуемы повторы слов и другие условности. Получилась чистая «музыкальная речь» — опера состояла из одних речитативов! Эта сложная и необычная задача требовала от композитора исключительной точности, яркости интонационных характеристик каждого действующего лица, большой слуховой наблюдательности и композиторского мастерства — чтобы избежать монотонности и постоянно «держать» внимание слушателя.
Но задача была и благодарной: найти новые, нетрадиционные оперные формы, приблизить музыку к реальной жизни — эти святые для передовых музыкантов цели воодушевляли друзей Даргомыжского не меньше, чем самого автора. Особенно горячо интересовался этой работой Мусоргский. Поиск музыкальной правды был и его задачей; и несмотря на то, что Даргомыжский никогда не давал Мусоргскому уроков композиции, именно его Модест Петрович считал своим «великим учителем музыкальной правды».
Даргомыжский работал с такой молодой и страстной увлеченностью, что уже к апрелю 1868 года завершил две картины «Каменного гостя». Друзья решили исполнить их своими силами. Партии Дон-Карлоса и Лепорелло были поручены Мусоргскому: мастерство и артистизм его исполнения (особенно в комических ролях) были всем известны. Партию Дон-Жуана исполнял сам Даргомыжский. Донну Анну и Лауру пела любимая ученица Даргомыжского Александра Николаевна Пургольд. (Сестры Пургольд — старшая, Александра Николаевна, и младшая, Надежда Николаевна,— были дочерьми старого друга Даргомыжского.) Отличный голос молодой певицы, естественная манера исполнения, обаятельная внешность очаровали всех — и слушателей, и самих исполнителей. Аккомпанировала на фортепиано Надежда Николаевна Пургольд, прекрасно владевшая инструментом. Позже Мусоргский называл ее «наш милый оркестр», а Александру Николаевну — «Донна Анна-Лаура». Дом Пургольдов, гостеприимно раскрывавшийся для талантливой композиторской молодежи, стал вскоре одним из любимых мест встречи кучкистов.