Творчество. «Могучая кучка»
С 1866 года кружок часто собирался в доме у сестры М. И. Глинки Людмилы Ивановны Шестаковой. Все балакиревцы любили и очень уважали эту женщину, которой много пришлось перенести в жизни. Сначала целью ее была подвижническая помощь брату, которому в его последние годы она практически заменяла мать; после смерти брата пришлось пережить смерть своего последнего ребенка, одиннадцатилетней Оли (с которой по рекомендации Глинки занимался музыкой Балакирев). Но тяжелые удары судьбы не сломили характера маленькой энергичной женщины. Когда миновал период депрессии, последовавшей за нервным потрясением, она с жаром взялась за работу по публикации произведений Глинки. В этом ей помогали Стасов и Балакирев. За искреннее, преданное отношение композиторов балакиревского кружка к ней самой и к памяти ее гениального брата она платила им сердечной привязанностью. Мусоргский особенно ценил ее теплое, материнское отношение к себе; письма его к Людмиле Ивановне полны то нежнейшей заботливости («голубушка моя дорогая, Людмила Ивановна»,— называет ее ласково Мусоргский), то мальчишеского озорства («благодетельница ты наша, Людмила Ивановна»), то благоговейного уважения («Ваше светлое имя, уже занесенное в летописи искусства, блестит теперь на веки веков в этих летописях достойным, сердечным признанием»).
В доме у Людмилы Ивановны Мусоргский познакомился с Владимиром Васильевичем Никольским, преподавателем истории и русской словесности, профессором и инспектором Александровского лицея. Модест Петрович очень ценил и уважал этого широко образованного человека, замечательного пушкиниста своего времени и большого оригинала в отношении литературного и разговорного стиля: он любил использовать нагромождения архаических оборотов, пародируя старинную славянскую речь. (В этом ему с удовольствием подражал Мусоргский.)
И еще одно новое знакомство переросло у Мусоргского в сердечную дружбу, дающую ему то душевное тепло, в котором композитор так нуждался,— с Осипом Афанасьевичем Петровым, первым и замечательным исполнителем роли Сусанина в опере Глинки, и с его женой, певицей Анной Яковлевной Петровой-Воробьевой, первой исполнительницей роли Вани в «Иване Сусанине». В этой приветливой, искренне расположенной к нему семье композитор показывал свои сочинения, советуясь с супругами Петровыми как с первоклассными музыкантами.
Мусоргский в свои двадцать семь лет, отпустив по примеру Балакирева и Стасова бороду, внешним обликом уже совсем не напоминал гвардейца; он стал солиднее, пополнел и возмужал. «Взрослел» и балакиревский кружок; в 1866—1869 годах, по воспоминаниям Шестаковой, «в кружке царило полное единодушие, жизнь и работа кипела. Бывало им мало дня для исполнения сочиненного и для толков о музыке, и по уходе от меня они долго провожают друг друга, с неохотой расставаясь». Авторитет руководителя был по-прежнему велик, хотя «младшие» уже выросли и могли отстоять свою точку зрения.
В 1866—1867 году Балакирев ездил в Прагу, где руководил постановкой опер Глинки. Друзья с горячим интересом следили за его поездкой — ведь впервые русская опера ставилась за границей. Балакиреву действительно пришлось нелегко, но он со свойственной ему энергией преодолел все трудности. И даже, когда в день премьеры «Руслана» из театра исчезла единственная партитура оперы, он не растерялся и с блеском провел весь спектакль по памяти.
В 60-е годы в России в связи с подъемом национального самосознания сильно вырос интерес к различным национальным культурам, в частности — к родственным, славянским. Была распространена идея панславизма — объединения славянских народностей в одно государство. Заинтересовавшись славянским вопросом, почти каждый из композиторов-балакиревцев отдал дань этому увлечению. Балакирев весной 1867 года написал «Чешскую увертюру», предварительно изучив славянский и мадьярский фольклор; Римский-Корсаков сочинил «Сербскую фантазию». Мусоргский задумал программное симфоническое произведение «Подибрад Чешский»: его воодушевил образ Георгия Подибрада — национального героя, короля Чехии в XV веке, который освободил свою страну от немецкого ига. По записям музыкальных тем можно составить представление об общем плане произведения. Медленное, печальное вступление рисовало, по словам автора, «положение давимой немцами Чехии»; вторая тема, героического характера, связывалась с образом рыцаря-короля Подибрада. Заключительный раздел Мусоргский предполагал построить на торжественно-апофеозном, маршеобразном звучании темы короля Подибрада — победителя врагов родины. Однако симфоническая поэма не была написана. Может быть, Мусоргского охладила резкая критика Балакирева в адрес «Ночи на Лысой горе», а может быть, по мере творческого роста композитор все ближе подходил к своей главной теме творчества — полной драматических событий истории Руси.