Новые знакомства. Серьезное увлечение музыкой
В доме Даргомыжского Модест Петрович познакомился и с другими людьми, некоторым из них суждено было стать его близкими друзьями, повлиять на его формирование как музыканта. Весной 1857 года он познакомился со студентом Военно-инженерной академии Цезарем Антоновичем Кюи, страстно увлеченным музыкой и создавшим уже множество романсов и фортепианных миниатюр. Молодые люди быстро подружились, и хотя искренняя восторженность Мусоргского иногда наталкивалась на прохладный рационализм Кюи, несходство характеров дружбе не мешало. Они играли в четыре руки, показывали друг другу свои музыкальные эскизы, спорили. Единодушный восторг вызывала у них музыка Бетховена, Шуберта и особенно Шумана; лирическая откровенность последнего, страстность и экспансивность в выражении чувства были духовно близки Мусоргскому. Возможно, шумановскими образами «Детских пьес» навеяна пьеса Мусоргского, которую он сочинил осенью 1857 года, под названием «Souvenir d'enfance» («Воспоминания детства»).
В этом же 1857 году состоялась и другая встреча, сыгравшая важную роль в жизни Мусоргского. Он познакомился с Милием Алексеевичем Балакиревым, двадцатилетним молодым композитором и пианистом, успешно концертировавшим и в провинции, и в столице. Несмотря на молодость, Балакирев был уже вполне сложившимся человеком и знающим профессионалом-музыкантом. Сын бедного служащего из Нижнего Новгорода, он с детства был приучен к серьезному труду: замечательные природные способности, проявившиеся у него в четырехлетнем возрасте, должны были стать в дальнейшем, по проектам его родителей, средством к существованию. Благодаря содействию известного нижегородского мецената А. Д. Улыбышева (автора глубокого исследования о музыке Моцарта) Балакирев изучал партитуры классиков, участвовал как пианист в камерных ансамблях, работал как дирижер и концертмейстер, сочинял сам. Талант его креп и развивался. И уже с шестнадцати лет Балакирев действительно содержал сам себя, давая уроки музыки. В 1855 году он переехал в Петербург, где легко и успешно включился в столичную музыкальную жизнь, познакомился с М. И. Глинкой и заслужил его одобрение. Глинка позднее говорил своей сестре Л. И. Шестаковой: «В Балакиреве первом я нашел взгляды, так близко подходящие к моим, во всем, что касается музыки. Ты можешь... быть покойной, что он пойдет по стопам твоего брата, и я тебе скажу, что со временем он будет второй Глинка».
Будучи преданным Глинке, Даргомыжский также ценил и уважал молодого Балакирева. Привлекала к себе и его яркая, необычная внешность. «Молодой, с чудесными подвижными, огненными глазами, с красивой бородой, говорящий решительно, авторитетно и прямо, каждую минуту готовый к прекрасной импровизации за фортепиано, помнящий каждый известный ему такт»—так описывал Балакирева Н. А. Римский-Корсаков. Мусоргский сразу и целиком был захвачен силой и обаянием личности Балакирева, его ярким темпераментом музыканта и убежденного борца за новое русское искусство, и он обратился к нему с просьбой о занятиях по композиции, на что получил согласие. На первых порах Модест Петрович целиком подчинился мощному и благотворному влиянию своего наставника и искренне привязался к нему. Через некоторое время оба обнаружили, что уроки превратились в дружеские беседы и совместное изучение музыки — современной и классической, европейской и отечественной. Играя вместе сочинения Шуберта, Берлиоза, Шумана, Листа, Балакирев объяснял Мусоргскому особенности формы и фактуры музыки, характерность оркестровки, задавал по такому же образцу сочинять скерцо, сонаты, а также предлагал делать переложения для фортепиано симфоний и отрывков из опер. К сожалению, занятия не были систематическими. К тому же молодой учитель и сам не получил академического образования — ведь он добился авторитета в музыкальном мире благодаря исключительным способностям, редкой музыкальной памяти и глубокому знанию литературы. И все же для Мусоргского эти занятия были очень полезны: он приобретал элементарные профессиональные навыки, все основательнее входил в мир музыки, а главное — видел живой пример убежденного служения искусству.
Вдвоем Балакирев с Мусоргским занимались редко; чаще собирался маленький кружок. Приходил Кюи, а также другой юный ученик Балакирева — Аполлон Гуссаковский; вместе разбирали свои сочинения, критиковали и корректировали их. Часто у Балакирева бывал и его друг, Владимир Васильевич Стасов — археолог, историк искусств, работавший тогда в художественном отделе Петербургской Публичной библиотеки. Это был человек энциклопедической образованности и редких душевных качеств. И. Ф. Стравинский писал о В. В. Стасове: «Он был ярчайшим представителем породы людей с широко раскрытыми объятиями... Он имел обыкновение в каждом данном случае говорить лишь о его хорошей стороне, предоставляя плохой говорить самой за себя. ...Обычно шутили, что Стасов не будет отзываться плохо даже о погоде». Поначалу Владимир Васильевич относился к Мусоргскому лишь с обычной вежливостью; в дальнейшем же он стал для композитора соратником и другом более верным и искренним, чем многие другие.