Глава VI. Новое слово правды
В скором времени обе музыкальные драмы показываются в Лондоне, Милане, Нью-Йорке и других городах. По «образцу» парижской постановки в 1911 году «Борис» возобновляется в петербургском Мариинском театре, вслед за тем на «императорской» сцене впервые появляется и «Хованщина».
7 ноября 1911 г. впервые на Мариинской сцене дана была «Хованщина» — в постановке Ф. Шаляпина (он же исполнитель роли Досифея); оформление художника К. Коровина.
В 1913 году московский Свободный театр предпринимает опыт сценического возрождения «Сорочинской ярмарки». Фантазия «Ночь на Лысой горе» становится одним из любимейших произведений симфонического репертуара. В плеяде пропагандистов песенного творчества Мусоргского, возглавляемой несравненным Шаляпиным, выдвигается замечательная певица М. Оленина-д'Альгейм, проникновенная толковательница вокальных сцен — «народных картинок», «Детской», «Песен и плясок смерти»...
В 1908 г. М. Оленина (вместе с мужем) основала в Москве «Дом песни», ставший одним из центров творческой пропаганды Мусоргского — его называли «домом Мусоргского». Концертные выступления Олениной-д'Альгейм приобрели мировую известность. Ее проникновенным исполнением песен Мусоргского навеяно стихотворение Ал. Блока «М. А. Олениной-д'Альгейм» («Темная, бледно-зеленая детская комнатка...»). С 1918 г. певица жила в Париже; в 1958 г. возвратилась в Советский Союз. Ей принадлежит интересная книжка «Заветы Мусоргского» («Le legs de Moussorgsky». Paris, 1908; рус. перевод издан редакцией журнала «Музыка и Жизнь» в 1910 г.).
Прорвав плотину лет забвенья, музыка Мусоргского обновляющей волной вторгается в искусство двадцатого века. И вновь закипает борьба. В шумных спорах, в разноречивых отзывах прессы (отечественной и зарубежной) сталкиваются мнения восторженные и осуждающие. Передовые, прогрессивные художники поражены смелым новаторством, захватывающей выразительностью творчества Мусоргского. Рутинеры в тогах хранителей «священных» традиций бранят его за «варварство», грубый реализм, дерзкое дилетантство. Эстетская критика разглагольствует о «загадочной славянской душе» Мусоргского, выискивает в его музыке некие мистические прозрения... Подобные антитезы, порой парадоксальные, конечно, не случайны в атмосфере идейных блужданий и декадентских изысков искусства предвоенной эпохи (канун первой мировой войны). Прямодушное творчество Мусоргского вызывает «брожение умов». О нем неистово спорят; его и превозносят и отвергают. Но интерес к нему не слабеет, а усиливается, выявляя историческую закономерность сложного процесса: жизненный реализм Мусоргского, пробиваясь сквозь гущу дискуссий, постепенно и неуклонно завоевывает любовь широкой массы слушателей не только на родине, но и во многих странах мира. Новое слово правды проторяет пути и тропы к сердцам людей.
Истинно прекрасное в национально-самобытном искусстве всегда общечеловечно. Глубокая человечность воплощения жизненной правды в музыке Мусоргского таит покоряющую силу воздействия. В той или иной степени, признавая или не признавая, ату силу воздействия испытывали все. Непосредственно или отраженно — но все заметнее сказывались новаторские веяния Мусоргского в творческой деятельности композиторов, различных по складу дарования. Они ясно ощутимы и в «позднем» Римском-Корсакове («Китеж», «Золотой петушок»), и в «раннем» Стравинском (вспомним хотя бы «Петрушку»). Они коснулись и Рахманинова, и Скрябина, не говоря уже о Прокофьеве, которому «дерзкое новаторство» Мусоргского было особенно близко. Они увлекали и композиторов, художников, артистов Запада. Принципы интонационного реализма музыкальных драм Мусоргского во многом оказались близки оперным исканиям талантливейшего чешского композитора Лео-ша Яначека: претворяя эти принципы, он уже в 1903 году создал на материале родного моравского фольклора одно из лучших своих произведений — народно-бытовую («деревенскую») музыкальную драму Енуфа» («Ее падчерица»).