Глава IV. Трагедия «Хованщины»
Торжественная фраза Досифея «Облекайтеся в ризы светлые...» означает начало трагического обряда «страстей». Раскольники и раскольницы с содрогающим душу пением выходят из скита и медленно направляются к бору. Неодолимой силой стихийного протеста проникнут гениальный фригийский хор раскольников «Враг человеков»; в нем — и горе самоотречения от жизни, и мрачная неустрашимость:
Суровый драматизм этой музыки претворен и в партитуре Шостаковича. Начало хора очерчено в оркестре одними деревянными (с опорой на темный регистр бас-кларнета и фаготов), прекрасно передающими угрюмую непреклонность старообрядческого канта; вступление струнных с валторнами и литаврами перед возгласами «Смерть идет, спасайтеся!» и «Близко враг, мужайтеся!» резким контрастом обнажает трагизм душевного состояния обреченных...
Совершив символический круг в ночном бору («таинство» прощания с жизнью), раскольники вместе с Досифеем возвращаются в скит. Остается одна Марфа. Чудесен ее задумчиво печальный речитатив («Подвиглись...»), в котором мольба о спасении неожиданно озаряется мотивом любви (предвестье «любовного отпевания»; ср. примеры 156, 161 и 162):
Раздается заунывная песенка «Где ты, моя волюшка» (народная мелодия на «качающихся» квинтах, gis-moll; клавир, стр. 329). Из лесу показывается понурый Андрей, вздыхающий об Эмме. Марфа идет ему навстречу.
Музыка следующей затем большой сцены «любовного отпевания» — одно из высших вдохновений Мусоргского. К сожалению, в автентическом клавире «Хованщины» эта сцена представлена неполным, по-видимому предварительным, наброском композитора (в гармонизации Б. Асафьева). А завершающий сцену знаменитый «реквием» Марфы («Слышал ли ты...» — Alla marciale funebre) в клавире вовсе отсутствует, и только потому, что не удалось розыскать полный автограф сцены, существование которого не подлежит сомнению. Как известно, заключительная сцена Марфы неоднократно исполнялась при жизни Мусоргского Д. Леоновою — и в сопровождении фортепиано, и с оркестром. Драгоценный манускрипт пока не найден, однако же не утрачен: Римский-Корсаков располагал им и полностью использовал его в своей редакции «Хованщины», клавирной и оркестровой. Напомним еще, что первое исполнение сцены «любовного отпевания» с оркестром состоялось в симфоническом концерте (8 апреля 1880 г.) под управлением Римского-Корсакова в присутствии самого Мусоргского. Стало быть, корсаковскую редакцию данной сцены можно считать, хотя бы условно, авторизованной. Д. Шостакович воспользовался ею в своей партитуре; опираясь на труд Римского-Корсакова, он воспроизвел «реквием» Марфы в поразительной по силе драматизма оркестровке.
Сцена любовного отпевания — лирический апофеоз трагедии «раскольничьих страстей». Глубокость творческого замысла воплощена в музыкальной драматургии сцены с тою простотой, которая доступна только гению. Последнее испытание судьбы Марфы увенчивается возмездием поруганной и торжествующей любви. Самоотравление идеей «искупительного огня» предрекает смерть смиренной раскольнице и в то же время высвобождает в ней всю буйную силу затаенной земной страсти. Сброшены оковы раскольничьих догматов. В смертный час Марфа нашептывает Андрею безумные слова любви, и корит его за измену, и, опьяненная страстью, прощает его своей верностью («обойму тебя в остатний раз»). Дивный мотив отпевания (D-dur, вспомним пример 156) смежается в музыке ее речи с темой душевных мук и терзаний (ср. пример 150):
Трубы за сценой возвещают о приближении петровцев, окружающих скит. Раздается мрачный зов Досифея: «Приспело время в огне и пламени...» (видоизмененная фраза его заклятья, ср. пример 155). Из скита выходят раскольники в белых одеждах; складывается костер, возжигаются свечи. Князь Андрей в смятении молит Марфу спасти его. Траурной песнью любви и смерти звучит непреклонный ответ Марфы: «Слышал ли ты, вдали за этим бором трубы вещали близость войск петровских? Мы выданы... нет нам спасенья, сама судьба сковала крепко нас с тобою...» (Alla marciale funebre, es-moll).