Глава I. В боях за «Бориса»
Постановка «Бориса Годунова», хоть и неполно воплотившая смелый замысел Мусоргского, явилась — помимо воли начальства — событием, значение которого выходило далеко за рамки музыкального спектакля. Оно всколыхнуло жизнь столицы, тревожным эхом отозвалось в мыслящей России. Передовая общественность, горячо встретившая «Бориса», признала в нем не только выдающееся произведение национального искусства, она почувствовала в нем знамение времени, дерзкий революционный порыв. Все это определило поистине небывалый (для многих «непонятный») успех народной драмы Мусоргского. И тут решающую роль сыграла молодежь — молодые силы русского движения. «Молодежь,— вспоминал В. Стасов, — свежим своим, не испорченным еще чувством понимала, что великая художественная сила создала и вручает народу нашему новое, чудное народное произведение, и ликовала, и радовалась, и торжествовала... Она понимала и потому рукоплескала Мусоргскому, как своему настоящему, дорогому». Из стен театра — на улицу вынесла молодежь хоры народной вольницы и распевала их как песни революционной борьбы. «Прошедшее в настоящем» раскрывалось с неожиданной действенной силой...
Несомненно, энтузиазм исполнителей много способствовал успеху оперы. «Борис Годунов» представлен был на Мариинской сцене ярко, декорирован богато. В главных ролях выступили известные, любимые публикой артисты. Бориса пел И. Мельников, Самозванца — Ф. Коммиссаржевский, Шуйского — В. Васильев (2-й), Варлаама — О. Петров, Марину — Ю. Платонова, Рангони — О. Палечек, Юродивого — П. Булахов, Шинкарку — А. Абаринова... Оркестр и хоры звучали безукоризненно. Э. Направник, хоть и не сочувствовавший «крайнему направлению» Мусоргского, был, по-видимому, увлечен музыкой и вел спектакль отлично. В театре, переполненном до отказа, царила атмосфера энтузиазма. Интерес слушателей к опере возрастал от акта к акту. После каждой из семи картин, как сообщалось в «С.-Петербургских ведомостях», громадное большинство публики вызывало исполнителей и автора. Так же принималась опера и на последующих представлениях.
После глинкинского «Сусанина» (1836) ни одна отечественная опера не вызывала столь широкого общественного резонанса, как «Борис Годунов», и ни одна не подвергалась столь ожесточенным (порой до непристойности грубым) нападкам рецензентов. Брань зоилов и невежд по адресу Мусоргского, поощряемая, очевидно, свыше, перешла все границы.
Мусоргского обвиняли в безграмотности и безвкусии, в нелепом искажении и опошлении Пушкина ради «эффектного» оригинальничания; музыку «Бориса» называли «дикой», «безобразной» (за немногими исключениями), оперу — «какофонией в пяти действиях и семи картинах (такое «открытие» сделал Н. Соловьев, усердно подпевавший прогневанному начальству). Мусоргский высмеивался как «незрелый», недоучившийся композитор, самонадеянно попирающий своим «грубым реализмом» общепринятые правила и традиции; впрочем, добавлялось, что автор «Бориса Годунова» не лишен способностей, в нем заметны даже задатки незаурядного дарования, и если он сумеет «правильно» их использовать, то, может быть, что-нибудь из него и получится... Эти вынужденные «конъюнктурные» оговорочки (громадный успех оперы невозможно было третировать) лишь подчеркивали предвзято враждебный тон и смысл большинства первых газетных отзывов о «Борисе Годунове». Рецензенты спешили воспользоваться любым поводом для распространения «сенсационных» слухов и кривотолков. Так, незначительный и отнюдь не музыкальный эпизод с поднесением венка композитору от четырех почитательниц его таланта был жадно подхвачен и раздут в прессе до размеров скандальной хроники; сюда же приплели и якобы несправедливо обиженного Направника (которому венок не предназначался), так что Мусоргский должен был написать письмо Э. Направнику и письмо в редакцию «С.-Петербургских ведомостей» с разъяснениями и опровержениями... В неприглядной газетной шумихе вокруг «Бориса» проскальзывали и благожелательные рецензии, но их появилось не много, и большей частью они были поверхностны, бесцветны. Беспринципность статей и статеек об опере Мусоргского не без юмора отметила «Петербургская газета» (31 января): «По поводу этой музыкальной новинки,— писала она,— все наши музыкальные рецензенты стали в какой-то тупик. Они решительно не знают, хвалить или порицать оперу. Вследствие этого они то хвалят, то бранят. Все же вообще говорят, что опера эффектная, но дисгармония полная — хаос, хаос и хаос!!». Публика же реапировала по-своему: валом валила на представления «Бориса Годунова» и горячо рукоплескала автору и артистам.