Глава V. Диалектика души

Так понимал замысел композитора и В. Стасов. «Для поверхностного и рассеянного слушателя — писал он,— «Семинарист» Мусоргского — только предмет потехи, предмет веселого смеха. Но для кого искусство — важное создание жизни, тот с ужасом взглянет на то, что изображено в «смешном» романсе» Он горячо ратовал за издание «Семинариста». Но осуществить это в России было невозможно по цензурным условиям.

Лишь в 1870 году — стараниями друзей — удалось напечатать «Семинариста» за границей (в Лейпциге). Мусоргский подготовил для издания новый вариант пьесы, сделав более компактным ее изложение и смягчив некоторые острые словечки в тексте (так, например, «поповская девка» Стеша стала именоваться... «поповской дочкой»). Но «Семинаристу» решительно не везло. Тираж отпечатанной пьесы был задержан царской цензурой, а затем изъят: «ноты эти не могут быть дозволены к обращению в публике»,— гласило постановление Петербургского цензурного комитета. После хлопот и объяснений композитору разрешено было выдать несколько «именных» экземпляров.

Рассказывая о своих цензурных мытарствах, Мусоргский писал тогда В. Стасову: «Считаю полезным описать Вам шествие реченного «Семинариста» по геене огненной. Этот блудный сын, задержавшись чуть-чуть в наружной цензуре, совсем застрял во внутренней: не пропущен в продажу, вследствие заключительного сознания Семинариста, что ему «от беса искушение довелось принять в храме божием». Сами посудите, что тут предосудительного? Чуть не каждый день попы перед престолом всевышнего избивают дьяконов (и наоборот) крестами, священною чашею и, одухотворяясь, беззастенчиво въезжают один другому в «волосное»: это ли не «беса искушенье»?.. — История возвращения моего «блудного сына» из германского манежа на родину через наружную геену очень бесхитростна. Таможенный чин-ревнивец усмотрел в «Семинаристе» латинский язык, а следовательно, по его мнению, религию (!) — и, стало быть, цензурное дело. Трепет языка этого ревнивца, когда он проталкивал из себя свое мнение, возбудил во мне жалость, и я из «жертвы заклания» превратился в «прецептора», пытаясь успокоить возмущенный пламень сердца чиновника от таможни уверением, что сия латынь обозначает исключения в склонении и почерпнута из латинской грамматики, рассмотренной, просмотренной, съеденной и переваренной предержащими лицами и, следовательно, ими одобренной.— Не подействовало: «ревность не знает убеждений разума»!.. До сих пор цензура музыкантов пропускала; запрет («Семинариста») служит доводом, что из «соловьев кущей лесных и лунных вздыхателей» музыканты становятся членами человеческих обществ, и если бы всего меня запретили, я не перестал бы долбить камень, пока бы из сил не выбился; ибо «несть соблазна мозгам и зело великий пыл от запретов ощущаю».— Vade retro sata-nas!». И по смыслу, и по тону этого интереснейшего письма можно судить, как остро реагировал Мусоргский на запрет «Семинариста», с какой непримиримостью отстаивал свои принципы и убеждения художника-реалиста и бойца.

* * *

Смолоду Мусоргский выработал самовоспитанием нравственное правило, коим руководствовался в жизни и в творчестве: «не пропускать в себе ни малейшего промаха в отношении к добру и истине». Революционная теория Чернышевского углубила значение этого этического принципа в эстетическом развитии Мусоргского. Он утверждался в мысли, что красота — отвлеченная красота — сама по себе не цель и тем более не самоцель искусства, что критерий истинно прекрасного — в жизненности, правдивости, человечности образного воплощения характерных явлений действительности и что человек — внутренний мир человека и человеческих масс — должен быть всегда в центре внимания художника. Идеальное в его сознании концентрировалось в правде выражения реального.

Так в середине шестидесятых годов (уже в период житья в «коммуне») определялись вехи реального направления творчества Мусоргского. «Он принимался за такое дело в музыке,— говорит В. Стасов,— которого прежде почти не трогал, но на сторону которого он должен был с этой минуты перейти всецело и навсегда. Это — изображение посредством музыкальных форм пережитого и виденного им самим в продолжение своей собственной жизни и в то же время изображение характеров, типов, сцен из среды и массы народной. Решившись посвятить себя отныне этой и единственно этой художественной задаче, жизненному реализму, Мусоргский, конечно, чувствовал всю важность начинаемого им дела...».

← в начало | дальше →