Глава III. В кружке, в «коммуне» и наедине с самим собой
Примечательно, что Мусоргский оказался среди первых участников этого своеобразного движения демократической молодежи. Правда, устроенная им совместно с пятью товарищами «коммуна» была не более чем дружеское сожитие с щелью интеллектуального развития и нравственного самовоспитания в духе идей Чернышевского. Но на подобных же началах большею частью создавались кружки-сожития, именовавшиеся «коммунами».
— Развитие, развитие... Роман «Что делать?» произвел на Мусоргского сильнейшее впечатление. Мало сказать, что он был увлечен этим произведением (как увлечен был им, увы, ненадолго, Балакирев). Мы знаем, как остро, порой мучительно остро волновал Мусоргского тревожный вопрос что делать? В романе Чернышевского он искал ответа и слышал прямой призыв к конкретным действиям и — готов был приступить к ним. По всей вероятности, еще в мае 1863 года (до отъезда в Торопец) он встречался с братьями Логиновыми, Левашевым, Лобковским (которых хорошо знал ранее) и беседовал с ними об устройстве совместного житья в «коммуне». Летом, «вращаясь в ретирадной атмосфере» торопецких трущоб, он с особенной силой почувствовал необходимость обновляющей перемены образа жизни. Осенью, вернувшись в Петербург, он осуществил свое намерение.
Содержательная, интеллектуально насыщенная жизнедеятельность в импровизированной «коммуне» тесно сблизила Мусоргского и его товарищей. Тут воцарилась атмосфера свободомыслия, полного равноправия и взаимного доверия, располагавшая к плодотворному труду. Правда, чисто практическая, хозяйственная сторона «коммунального быта» оставляла желать лучшего. Но на это, по молодости, не обращали внимания. Избранная форма совместного житья определялась прежде всего стремлением к деятельному развитию, многообразием духовных запросов.
Обширный круг интересов — художественных, научных, общественно-политических — исключал какую бы то ни было замкнутость. Самостоятельные занятия, опыты и наблюдения вносили нечто новое в дружеские беседы и опоры. Сосредоточенность внутренней жизни поддерживалась общением с передовыми деятелями культуры, с кружками студенческой молодежи. Вполне [вероятно, что устанавливались связи и с некоторыми «коммунами», близкими литературе и искусству (например, со Знаменской «коммуной» В. Слепцова, которую, кстати оказать, посещали А. и В. Серовы). Общительность была органической потребностью их существования.
Обосновавшись в «коммуне», Мусоргский испытал чувство обновления. Жизнь в коллективе пришлась ему по сердцу. Она не нарушила дружественных отношений с балакиревским кружком, пожалуй, даже выровнила их. В Мусоргском укреплялось сознание творческой самостоятельности и — ответственности. Он понимал, что предстоят трудности, и немалые. С тяготившими его делами и заботами по имению он решил покончить, отказавшись от своей доли наследства в пользу брата Филарета. Чтобы обеспечить себе самые необходимые средства к существованию, он вынужден был вновь поступить на службу. Неизбежность этого шага Мусоргский предвидел еще летом (о чем тогда же писал Балакиреву) — иного выхода не было, и он приготовился мужественно нести бремя чиновничьей «карьеры». 1 декабря 1863 года началась его служба в Инженерном департаменте. Тем не менее он занимался творческой и самообразовательной работой активно и целеустремленно.
Два с лишним года прожил Мусоргский в сообществе друзей по «коммуне», и это были годы плодотворного духовного роста. Дело не в том, что теперь только (как утверждает В. Стасов) началась интеллектуальная жизнь Мусоргского. Нет, она началась значительно раньше. Но именно теперь обретала все более четкую, уверенную идейную направленность.