Глава I. В деревне
Мусоргские действительно принадлежали к старинному, некогда княжескому роду, вели свою родословную от «рюриковича» Романа Васильича Монастырева — Мусорги и гордились ратными подвигами и патриотическими деяниями предков. Род Чириковых — по материнской линии — находился в отдаленной связи с Голенищевыми-Кутузовыми, стало быть, и с великим фельдмаршалом, героем Отечественной войны 1812 года.
С самого раннего детства Модесту и брату его Филарету, вероятно, очень часто приходилось слушать все эти рассказы; усердно приукрашиваемые, как обычно, честолюбивыми домыслами потомков, они сплетались с легендами и поверьями земли Псковской и Новгородской, возбуждая интерес к родному краю, к его истории, к его мятежной старине.
Да и все в этом крае дышало преданьями старины. Уездный город Торопец, погруженный в угрюмую дремоту, оживал в рассказах старожилов. Возникший в давние времена «на волоке» меж Западной Двиной и Лопатью, он стал бойким торговым городом Смоленского княжества, затем — центром Торопецкого княжества, опорным пунктом русской обороны на западе.
Древние стены торопецкого «крома» были свидетелями частых набегов литовских и польских феодалов, ожесточенных схваток, шумных сражений. Воинская доблесть торопчан связывалась со славными именами Мстислава Удалого и Александра Невского, который, между прочим, наголову разбил в 1248 году литовское войско на северном берегу озера Жижце — в непосредственной близости от мест, где родился Мусоргский...
Озеро Жижце (как и соседнее Двинье) окутано было поверьями, сказами, легендами, передававшимися из уст в уста, из поколенья в поколенье. В. Каратыгин, посетивший в 1910 году Карево, обратил внимание на одну из этих легенд, повествующую о стрелецком гонце из Москвы, посланном поднять торопчан на восстание и утонувшем ночью в разбушевавшемся озере Жижце. В этой легенде он готов был видеть дальний исток того «лихорадочного интереса», который проявлял Мусоргский-композитор к эпохе стрелецких бунтов, к сюжету и замыслу своей «Хованщины».
Конечно, это лишь догадка, но догадка смелая и не лишенная реальных оснований. И к одной ли такой легенде тянутся незримые, неуловимые нити воспоминаний, замыслов, образов Мусоргского? Во всяком случае В. Каратыгин безусловно прав, утверждая, что в творческом развитии композитора огромную роль сыграли годы его детства, «сплошь протекшего среди широких просторов псковской деревни, среди ее живописной природы, ее обширных полей, лугов, озер, лесных чащ, среди сельского крестьянства.
Побывавший в Кареве, на озере Жисцо, поймет, что ближайший характер сюжетов, вдохновлявших Мусоргского, тот довольно-таки специфический круг вещей и чувств, который интересовал Мусоргского, как художника-музыканта, не только рационалистически определялся народно-реалистической идеологией 60-х годов, но и непосредственно одухотворялся живой поэзией, которая через дверь воспоминаний о юных годах жизни всегда имела открытый доступ во впечатлительную душу Мусоргского».