Глава I. В деревне

Да, впечатления детства в деревне глубоко запали в душу композитора, оставили неизгладимую мету в его сознании. Не потому, что детство Мусоргского ознаменовано было событиями необычайными, исключительными. Напротив, оно протекало вполне обычно и с внешней стороны однообразно, как однообразен везде провинциально-патриархальный быто-уклад дворянской семьи среднего достатка со всеми его нехитрыми заботами и утехами. Но необычайной была натура Мусоргского, с самых ранних лет проявлявшего на редкость острую пытливость, наблюдательность и чуткую отзывчивость (что так отличало его от старшего брата Филарета). Посреди однообразия старого усадебного быта он жил напряженной внутренней жизнью, оказавшей громадное влияние на развитие его характера.

— Под непосредственным влиянием няни,— говорит он в своей Автобиографической записке,— близко ознакомился с русскими сказками и от них иногда не спал по ночам. Это ознакомление с духом народной жизни было главным импульсом музыкальных импровизаций до начала ознакомления еще с самыми элементарными правилами игры на фортепиано.

Слова «и от них иногда не спал по ночам» взяты из французского текста Записки.

И здесь, в скупых строках отрывочного изложения, теснится рой невысказанных дум и воспоминаний. Их угадываешь по намекам подтекста, подкрепляемых иными свидетельствами.

Мусоргский однажды заметил, что его всегда «подмывает» «читать умных людей непременно между строк» (Письмо В. Стасову 18 октября 1872 г. ПиД, стр. 232.). Запомним эти слова — они имеют прямое отношение к собственным его высказываниям.

В тексте Записки выделяется лишь наиболее важное: ознакомление с духом народной жизни — сила воздействия («не спал по ночам») — главный творческий импульс (музыкальные импровизации до первых занятий).

Ознакомление с духом народной жизни не ограничивалось, конечно, сказками, поверьями и легендами. В одном из писем Мусоргского к другу В. Никольскому («дяиньке») есть весьма характерное признание:

«Как меня тянуло и тянет к этим родным полям, то я знаю и дяинька знает,— пишет Мусоргский,— не даром в детстве мужичков любил послушивать и песенками их искушаться изволил».— Вот живое и многозначительное дополнение к скупым фразам Автобиографической записки.

С поразительною для ребяческих лет пытливостью наблюдал Мусоргский деревенскую жизнь — и тяжелый крестьянский труд, и суровую простоту обрядов и обычаев, и гульливое веселье народных праздников — с хороводами, играми, плясками, со скоморошьим гудом раешника. Властно влекли его крестьянские песни — иные запомнились ему на всю жизнь. Влекли и крестьянские беседы: уже в те годы он бессознательно почуял «хватающую образность», самобытную певучую красоту народной речи. По-своему, по-детски он глубоко переживал воспринятое. И мы увидим, как все это отозвалось впоследствии — в думах и чаяниях, в замыслах и в творчестве великого художника.

Близкое общение барчука из дворянской семьи с «деревенским простонародьем» кажется недопустимым. Но в каревской усадьбе оно не возбранялось. Тут сыграло свою роль одно «романтическое событие» прошлых лет, имевшее немаловажные последствия в судьбе рода Мусоргских.

Дело в том, что Модест Мусоргский, сын старинной русской семьи, был родным внуком крепостной крестьянки Арины Георгиевны Егоровой. В молодости она слыла первой красавицей и лучшей песенницей. Алексей Григорьевич Мусоргский (дед композитора) был бурно увлечен ею.

← в начало | дальше →