Глава I. В деревне
Да, впечатления детства в деревне глубоко запали в душу композитора, оставили неизгладимую мету в его сознании. Не потому, что детство Мусоргского ознаменовано было событиями необычайными, исключительными. Напротив, оно протекало вполне обычно и с внешней стороны однообразно, как однообразен везде провинциально-патриархальный быто-уклад дворянской семьи среднего достатка со всеми его нехитрыми заботами и утехами. Но необычайной была натура Мусоргского, с самых ранних лет проявлявшего на редкость острую пытливость, наблюдательность и чуткую отзывчивость (что так отличало его от старшего брата Филарета). Посреди однообразия старого усадебного быта он жил напряженной внутренней жизнью, оказавшей громадное влияние на развитие его характера.
— Под непосредственным влиянием няни,— говорит он в своей Автобиографической записке,— близко ознакомился с русскими сказками и от них иногда не спал по ночам. Это ознакомление с духом народной жизни было главным импульсом музыкальных импровизаций до начала ознакомления еще с самыми элементарными правилами игры на фортепиано.
И здесь, в скупых строках отрывочного изложения, теснится рой невысказанных дум и воспоминаний. Их угадываешь по намекам подтекста, подкрепляемых иными свидетельствами.
В тексте Записки выделяется лишь наиболее важное: ознакомление с духом народной жизни — сила воздействия («не спал по ночам») — главный творческий импульс (музыкальные импровизации до первых занятий).
Ознакомление с духом народной жизни не ограничивалось, конечно, сказками, поверьями и легендами. В одном из писем Мусоргского к другу В. Никольскому («дяиньке») есть весьма характерное признание:
«Как меня тянуло и тянет к этим родным полям, то я знаю и дяинька знает,— пишет Мусоргский,— не даром в детстве мужичков любил послушивать и песенками их искушаться изволил».— Вот живое и многозначительное дополнение к скупым фразам Автобиографической записки.
С поразительною для ребяческих лет пытливостью наблюдал Мусоргский деревенскую жизнь — и тяжелый крестьянский труд, и суровую простоту обрядов и обычаев, и гульливое веселье народных праздников — с хороводами, играми, плясками, со скоморошьим гудом раешника. Властно влекли его крестьянские песни — иные запомнились ему на всю жизнь. Влекли и крестьянские беседы: уже в те годы он бессознательно почуял «хватающую образность», самобытную певучую красоту народной речи. По-своему, по-детски он глубоко переживал воспринятое. И мы увидим, как все это отозвалось впоследствии — в думах и чаяниях, в замыслах и в творчестве великого художника.
Близкое общение барчука из дворянской семьи с «деревенским простонародьем» кажется недопустимым. Но в каревской усадьбе оно не возбранялось. Тут сыграло свою роль одно «романтическое событие» прошлых лет, имевшее немаловажные последствия в судьбе рода Мусоргских.
Дело в том, что Модест Мусоргский, сын старинной русской семьи, был родным внуком крепостной крестьянки Арины Георгиевны Егоровой. В молодости она слыла первой красавицей и лучшей песенницей. Алексей Григорьевич Мусоргский (дед композитора) был бурно увлечен ею.