Мусоргский — писатель-драматург. Особенности драматургии
Вслед за вступительной сценой стрельцов столкновение двух контрастнейших образов — надменного решительного Шакловитого и мелкого хитрого Подьячего. Затем следует великолепная сцена ссоры пришлых людей и того же Подьячего. Контраст и вместе с тем нарастающая динамика: индивидуальный момент сменяется массовым. Сценическое crescendo все усиливается. Эпизод преследования Андреем Хованским Эммы, прерываемого Марфой, развертывается на фоне приближающегося стрелецкого обхода во главе с Иваном Хованским. И, наконец, гениальная кульминация акта, в которой выступает на поверхность весь сложнейший узел общественно-политических и личных противоречий: в Иване Хованском и Досифее друг другу противостоят вожди двух враждующих социальных сил; здесь же обнаруживаются сложные личные взаимоотношения, связывающие обоих Хованских, Эмму, Марфу и главу раскольников. Слова Досифея «А вы, бесноватые!», как и заключающая действие молитва черных рясоносцев,
углубляют ощущение предгрозовой атмосферы, которая окутывает и социальные отношения допетровской Руси, и конфликты между отдельными героями оперы.
С не меньшей последовательностью принцип контрастной драматургии проведен Мусоргским и в последующих актах «Хованщины». Размышления Голицына, его взрывчатый диалог с пастором, полная потрясающего драматизма сцена гадания Марфы, знаменитый «спор князей», за которым следует неожиданное появление Шакловитого с сенсационной вестью,— вот звенья единой цепи второго действия.
Особенно ярко этот композиционный прием сказался в третьем акте «Хованщины». Здесь Мусоргский достигает поразительной многогранности контрастов, сохраняя при этом логику сюжетного развития. Открывает действие строгий аскетический распев черноризцев, проходящих через слободу. Он сменяется страстной исповедью Марфы. Острое столкновение Марфы и Сусанны, двух полярных характеров, вздыбливает все действие. Досифей вносит примиряющее начало. Далее возникает глубоко патриотическое размышление Шакловитого («Спит стрелецкое гнездо»). Но настроение умиротворения и сосредоточенности сметается разгульной, бесшабашно веселой ватагой стрельцов с их забубённой песней. Новая, еще более динамичная волна набегает с появлением стрелецких жен. набрасывающихся с бранью на беспутных мужей. Вершиной сцены становится песня «Про сплетню», заканчивающаяся общим воем: «На суд!..» Здесь рождается замечательная драматургическая находка композитора: исступленные голоса стрельцов и их жен сливаются с криком перепуганного Подьячего, появляющегося в этот момент на сцене. Кульминация одного эпизода накладывается на «вершину-источник» следующего. Все так естественно и вместе с тем так свежо! Сцена стрельцов с Подьячим выполняет функцию замедления. Атмосфера пьяного разгула и женской потасовки постепенно уступает место недоумению, растерянности. Разноголосый шум сменяется настороженной тишиной. Сделав свое дело. Подьячий скрывается, а стрельцы с женами ищут объяснения тревожным вестям о рейтарах у Ивана Хованского. Заключительная часть третьего акта — трагический монолог стрелецкого главы «Помните, детки...» и проникновенная молитва стрельцов и стрелецких жен — после динамичного предыдущего действия как бы сосредоточивает слушателя на внутреннем смысле развертывающихся событий — обреченности уходящей Руси.
Немало замечательной изобретательности выказал Мусоргский и в композиции последних двух актов. Не умножая примеров драматургического искусства композитора, остановимся еще на одной особенности содержания оперы.