Трагедия и величие художника
Теперь он повстречался с молодым поэтом графом Арсением Аркадьевичем Голенищевым-Кутузовым и крепко привязался к нему. Дружба с ним означала целую новую полосу в жизни. И какой удивительной — восторженной и беспокойной — была эта дружба! Словно ею Мусоргский хотел вознаградить себя за понесенные утраты и разочарования, словно он стремился утолить какую-то неизбывную жажду тепла и ласки, застраховаться от страшной угрозы одиночества. Письма к Голенищеву-Кутузову бывали полны пламенных заверений в любви («ты мне люб, с тобою мне ладно»), он постоянно трепетал за своего Арсения, будто предчувствуя, что дружба эта недолговечна. Таланту друга он расточал безудержные похвалы — в своем увлечении он был искренне уверен, что «со времен Пушкина и Лермонтова не встречал того, что встретил в Кутузове», и ему мечталось, что любимая «тройка» Стасова (Репин — живописец, Антокольский — скульптор, Мусоргский — музыкант) расширится за счет прибавления к ним поэта, Голенищева-Кутузова, и превратится в «четверку».
Юный друг (он был на 9 лет моложе Мусоргского) отвечал взаимностью. Это был очень чуткий, тонкий собеседник. С ним можно было говорить на самые сложные художественные и психологические темы. Начинающий поэт очень считался с мнением Мусоргского и находился под его влиянием. Он уверовал, что призвание художника — разделить с угнетенными «труд, и слезы, и борьбу»; под непосредственным впечатлением от оперы «Борис Годунов» он стал работать над исторической драмой «Смута» и даже давал рукопись на правку Мусоргскому. Но наибольшая творческая близость между обоими художниками проявилась в тех произведениях, которые они сочиняли совместно. Голенищев-Кутузов и Мусоргский являли в течение нескольких лет очень редкий пример тесного содружества поэта и музыканта. Лучшие из вокальных произведений Мусоргского 70-х годов были написаны на слова Голенищева-Кутузова.
Первым плодом совместного творчества был цикл из пяти вокальных пьес, которому решили дать название «Без солнца». Толчком к его созданию послужили стихи Кутузова, в которых, как представлялось Мусоргскому, удачно было схвачено все им пережитое. В первый и единственный раз решился Мусоргский на создание своеобразной лирической исповеди, где говорил от собственного имени о тяжких переживаниях последних лет. Здесь были и его ночные раздумья, беседы наедине с самим собой о прожитом, и мысли о свете, где царствовала ложь и люди томились в пустом бездействии, лишенные живых чувств...
Но и отношения с Кутузовым принесли горькие разочарования. Через год-полтора после начала дружбы Арсений заявил, что собирается жениться. Для Мусоргского это явилось ударом. Он был убежденным противником женитьбы для художника, считая, что семейная жизнь может только помешать занятиям искусством. К тому же его мучило сознание, что отныне друг уже не будет безраздельно принадлежать ему, что опять он останется в одиночестве. А где-то, еще глубже, шевелилась и другая, невысказанная, самая страшная мысль: не во всем и не до конца понимал его Кутузов, влияние Мусоргского было все же не очень глубоким. Уже тогда в поэте нет-нет да и проявлялись черты барина, аристократа, поэта «чистой красоты», каким он стал впоследствии. Размолвка по поводу предполагаемой женитьбы заставила лишь острее почувствовать то, на что до этого Мусоргский из инстинктивного чувства самозащиты старался закрывать глаза.
После женитьбы Голенищева-Кутузова сношения с ним оставались внешне прежними; однако уже не давали удовлетворения и не избавляли от гложущего чувства одиночества.
Еще одного близкого человека потерял Мусоргский со смертью «дедушки русской сцены» — Осипа Афанасьевича Петрова. Горько рыдал он над его гробом, оплакивая в нем личного друга и последнего представителя великой глинкинской эпохи.