Великое свершение

В далекие времена, которые воскресил Пушкин, как и в настоящие дни, народ уповал на царскую милость. Бориса ненавидели, считая его «незаконным» царем, злодеем, убийцей наследника престола, малолетнего Димитрия. Зато доверчиво восприняли сказку о чудесном спасении Димитрия, «праведника», «законного царя»; его ждали как избавителя. А на самом деле вместо него помогли взойти на престол самозванцу, предателю родины, тем самым навлекли на себя еще худшие беды... Царь не может дать счастья народу.

Мусоргского поразило также, как тонко сумел поэт провести в своей трагедии мысль о зависимости судьбы правителей от отношения к ним массы. «Мнение народное», «суд людской», любовь или нелюбовь народа к тому или иному деятелю определяют исход борьбы за власть. Трагическая участь Годунова предрешена уже тем, что народ по принуждению, из-под палки, избрал его царем и питает к нему недоверие. А весть об угличском убийстве, облетев страну, стала грозной силой, которая приводит Бориса к падению, Самозванца к победе. Сколько во всем этом мудрости, глубокого понимания закономерностей истории!

Подолгу вдумывался Мусоргский в смысл слов: «Всегда народ к смятенью тайно склонен...», «Конь иногда сбивает седока...», «...чернь изменчива, мятежна, суеверна...». Он жадно ловил разбросанные в тексте намеки, говорившие о том, что значительная часть действия происходит на фоне вспыхнувших народных восстаний. Это также будило мысли о современности, вызывало острое желание еще раз попытаться воплотить в музыке могучую бунтарскую народную силу.

Композитор чувствовал: опера, созданная на основе «Бориса Годунова» Пушкина, смогла бы стать удивительно многогранным произведением. Здесь естественно соединились бы: трагедийное начало «Саламбо» и бытовая комедийность «Женитьбы»; здесь нашли бы свое воплощение великие исторические сдвиги, народные движения, — но также и яркие индивидуальные портреты; «глинкинское», величавое, здесь обогатилось бы зарисовками с «натуры» в духе Даргомыжского. О такой возможности соединить на первый взгляд несоединимое как будто специально позаботился сам Пушкин: провозгласив себя последователем вольной манеры Шекспира, он свободно перемешал трагическое с комическим, возвышенное с простонародным, историю с тонким психологическим анализом, стихи с прозой, воссоздав таким образом картину подлинной жизни во всей ее многоплановости и противоречии.

Характеры трагедии, сложные, изменчивые, многогранные, привлекали Мусоргского тем, что обещали приблизить его все к той же заветной цели — к созданию «живого человека в живой музыке». Вот действующие лица из народа — бродяги Варлаам и Мисаил, Юродивый, вся народная толпа. Стоит ему только подумать о них, как уже вырисовываются характерные черточки, интонации, жесты. Он уже видит, ощущает их. Ведь поэт вложил в них частицу того, что дали ему жизнь, собственные наблюдения над реальными народными типами! А образ царя Бориса открывает широкие просторы для музыкального выражения глубоких чувств и сложных психологических переживаний. Это не кукла, не какой-нибудь ходульный злодей, а сложная, глубокая, хотя и противоречивая натура. Поэт показал его государственный ум, выдержку и волю, чувство ответственности за страну, его теплые отеческие чувства...

Решение было принято, и Мусоргский приступил к сочинению либретто.

Естественно, что ему приходилось делать в тексте Пушкина значительные изменения. Такое огромное количество сцен, картин и действующих лиц было бы совершенно немыслимым в опере. К тому же в большинстве своем эти картины оказывались слишком краткими, здесь негде было развернуться музыке. Кое-где Мусоргский соединил их по две, в других случаях свободно досочинил текст, исходя из содержавшихся в оригинале намеков. Иногда ему не хватало для этого материала. Пушкин написал так сжато, что временами начинало казаться, будто трагедия предназначена не для театра, а только для чтения. Мусоргскому же необходимо было представить себе все детали, «видеть» обстановку, костюмы, движения, понимать внутренние мотивы, заставлявшие людей говорить и поступать так, а не иначе. При этом он хотел опираться на достоверный материал, чтобы не погрешить против исторической правды. Никольский, а также Стасов, горячо поддерживавший это сочинение, должны были непрерывно снабжать его книгами, документами, картинами. Они же посоветовали ему обратиться к «Истории государства Российского» Карамзина и черпать оттуда дополнительные данные для либретто.

← в начало | дальше →