«Ночь на Лысой горе»
С тех пор, как, сочиняя своего «Эдипа», Мусоргский неожиданно для самого себя придал образу древнегреческого народа черты сходства с современным русским крестьянством, его не покидало инстинктивное стремление воплотить в музыке впечатления от переживаемых страной событий. Но до того, как эта тяга получила свое полноценное осуществление, прошло еще немало времени.
Первые три-четыре года после начала совместных занятий Балакирев заставлял Мусоргского писать инструментальные произведения в классической форме — симфонии и фортепианные сонаты. Сам он при сочинении любил опираться на литературные сюжеты или виденные в жизни сценки, картины природы, но считал обязательным для начинающего композитора писание беспрограммной музыки в классическом роде. Такую школу, считал он, должен пройти каждый, уж не говоря о Мусоргском с его необузданной фантазией, которую все время надо сдерживать. Мусоргский старался как мог. Ему очень хотелось стать настоящим композитором, а Балакиреву он верил безгранично. Но ни одной из многочисленных сонат и симфоний он так и не довел до конца. Даже черновики не сохранились. Слишком далеки были подобные вещи от его творческих наклонностей. Ему было куда легче и интереснее сочинять мелкие вещицы, навеянные теми или иными литературными образами. Так появилось его «Impromtu passionne» (Страстный экспромт (франц.)) с подзаголовком «Воспоминание о Бельтове и Любе», написанное под впечатлением сцены поцелуя из романа «Кто виноват?» Герцена.
Однажды произошел такой случай. Находясь зимой в деревне (это было вскоре после крестьянской реформы), Мусоргский сидел у окна и глядел на расстилавшийся перед ним простор. Дело было в праздник; погода стояла чудесная, снег искрился на солнце. Мусоргский томился. Ему надо было сочинить небольшую инструментальную пьесу в классическом духе, а подходящие музыкальные темы никак не приходили в голову. Но вот он увидел вдалеке толпу шагающих по сугробам крестьян. Сначала шли мужчины. Они поминутно проваливались в снег и вновь оттуда выкарабкивались. «Это, — рассказывал Мусоргский, — было вместе и красиво, и живописно, и серьезно, и забавно». «И вдруг, — продолжал он, — вдали показалась толпа молодых баб, шедших с песнями, с хохотом по ровной тропинке. У меня мелькнула в голове эта картина в музыкальной форме, и, сама собою, неожиданно сложилась первая «шагающая вверх и вниз» мелодия а la Bach (В духе Баха (франц.). Имеется в виду великий немецкий композитор Иоганн Себастьян Бах.); веселые смеющиеся бабенки представились мне в виде мелодии, из которой я потом сделал среднюю часть, или трио. Но все это — in modo classico (В классическом роде (итал.)), сообразно с тогдашними моими музыкальными занятиями». Так родилось на свет «Интермеццо в классическом роде» — одно из лучших его юношеских сочинений. Впоследствии он переложил его на оркестр, и в этом виде оно исполняется и поныне. Друзей Мусоргского очень привлекала эта вещь контрастом между мужественной силой первой темы и мягкой плавностью второй. Но то, что она была навеяна незатейливой картинкой из русской жизни, долгое время оставалось для всех тайной.
Так еще в те годы проявилась характерная особенность творческой натуры Мусоргского. И в зрелом периоде он не создал ни одной инструментальной пьесы, которая не имела бы литературной программы или не была бы связана с представлениями о какой-либо увиденной им картине.
Оркестровым произведением программного типа была и «Иванова ночь на Лысой горе», задуманная и начатая еще в годы ученичества. Здесь композитор обратился к фантастике, к области народных поверий и сказаний. Он нарисовал музыкальную картину шабаша ведьм на Лысой горе, изобразив последовательно: сбор ведьм, их толки и сплетни, поезд Сатаны, «поганую славу» Сатане и самый шабаш в виде дикого, разгульного пляса, сопровождаемого воплями, криками и завываниями. Картина завершается изображением утра: светает, поют петухи, ведьмы одна за другой покидают место сборища. Описания шабаша Мусоргский тщательно разыскивал в различных книгах, посвященных поверьям; но как знать — быть может, первым толчком к сочинению послужили воспоминания о няниных сказках, слышанных в детстве. Во всяком случае, композитор зорко следил за тем, чтобы не отступить от народного духа. «Для меня важная статья — верное воспроизведение народной фантазии», — говорил он. Он гордился тем, что сочинение получилось «российским» и «самобытным»: форма его подсказана не европейскими образцами, а исключительно стремлением живо, красочно передать особенности замысла.
«Ночь на Лысой горе» была закончена в 1867 году, и тут композитора ждало разочарование: Балакирев, который остался недоволен вещью, не захотел исполнить ее в концерте Бесплатной музыкальной школы. Это был еще один показатель расхождения, которое делалось все ощутимее по мере того, как определялась и крепла индивидуальность бывшего ученика. Огорченный Мусоргский все же наотрез отказался что-либо изменить в своем произведении. «Согласитесь Вы, друг мой, или нет, я не изменю ничего в общем плане и обработке, тесно связанных с содержанием картины и выполненных искренне, без притворства и подражания», — написал он Балакиреву.
М. П. МУСОРГСКИЙ. "Ночь на Лысой горе". Симфоническая поэмаФиладельфийский оркестр. Дирижёр Леопольд Стоковский
Запись 1940 года
Bitrate: 128 kbps | Время: 0.08.37 | Размер: 7,90 MB | Формат: mp3.