На пути к зрелости
Отводя от себя упреки Балакирева в пристрастии к якобы ограниченным личностям, Мусоргский характеризовал своих московских знакомых как людей развитых, мыслящих и образованных. А еще раньше он писал: «Я окружен здесь весьма приличными личностями, все бывшие студенты, малые живые и дельные. По вечерам все ставим на ноги — и историю, и администрацию, и химию, и искусства — все: и приятно беседовать с ними... Эти люди составляют в Москве как бы отдельный кружок — впрочем, хорошие люди всегда в стороне...» Он выделял этих лиц из общей обывательской среды, отмечая серьезность и разносторонность их интересов; а слова о критике «администрации» (т. е., очевидно, правительства) позволяют заключить, что беседы приобретали порой политический характер.
В Москве Мусоргский гостил в напряженные дни начала 1861 года, когда страна с волнением ожидала выхода царского манифеста об отмене крепостного права. О предстоящем событии много спорили, строили различные предположения. Помещики беспокоились о своей выгоде; люди, сочувственно относившиеся к крепостным, гадали, какова будет «воля», которую государь соблаговолит «даровать» народу. Наиболее прозорливые уже тогда понимали, что крестьянству нечего ждать добра от реформы, подготавливаемой руками царя и помещиков.
Много говорили о предстоящих изменениях и в семье Мусоргских. Юлия Ивановна была несколько растеряна: она не представляла себе, как отразится реформа на материальном положении семьи. Ее сыновьям становилось все труднее находить общий язык в крестьянском вопросе. В эти дни Модест остро нуждался в людях, которые помогли бы ему разобраться в обуревавших его чувствах. Таких людей он, видимо, и нашел в лице московских товарищей.
О них не сохранилось никаких сведений, кроме тех, что имеются в письмах Мусоргского. Однако уже тот факт, что это были «бывшие студенты», позволяет сделать некоторые предположения.
Возможно, что знакомые Мусоргского были исключены из Московского университета за «неблагонадежность». Начиная со второй половины 50-х годов в учебные заведения особенно бурно проникали вольнолюбивые идеи. Учащаяся молодежь, в рядах которой было много выходцев из средних и низших сословий, читала и распространяла нелегальную литературу, устраивала сходки и демонстрации, организовывала политические кружки. Властителем дум этой молодежи был Чернышевский. Особенное распространение получили революционные настроения среди студенчества Московского университета. Именно это обстоятельство имел в виду Герцен, когда писал, что Московский университет «был славен не своими профессорами, а своими студентами». Правительство же, стремясь суровыми мерами задушить свободолюбивую мысль, не останавливалось ни перед исключением наиболее активных студентов из университета, ни даже перед ссылкой их в Сибирь.
Если верно предположение, что безвестные друзья Мусоргского были близки к подобному кругу лиц, то даже кратковременное общение с ними должно было оставить глубокий след в сознании молодого композитора и соответствующим образом подготовить его к восприятию последующих событий в жизни страны.
Манифест 19 февраля явился не чем иным, как грубым надругательством над стремлением народа к свободе. «Освобождение» крепостных без земли, на условиях выкупа ее, означало для крестьянства новую кабалу и вело к массовому его разорению. Недаром сразу же за обнародованием «Положения» с новой силой вспыхнули крестьянские восстания. Разочарованные давно ожидаемой реформой, крестьяне не могли допустить мысли, что царь, в «милость» которого они слепо верили, так безжалостно обманул их надежды. Они легковерно хватались за слухи, будто помещики и чиновники прячут от них «подлинную» царскую грамоту, а им предъявляют поддельную. Отсюда — массовое неповиновение новым законам, отказы выходить на барщину и выплачивать оброк. Помещики и правительство безжалостно расправлялись с «бунтовщиками». Особенно потрясло передовую русскую общественность известие о зверской расправе, учиненной в селе Бездна Казанской губернии войсками генерала Апраксина над толпой безоружных крестьян. Учащаяся молодежь и прогрессивно настроенные профессора устраивали демонстрации протеста, выступали с речами на панихидах по расстрелянным. За это они в свою очередь подвергались аресту и ссылке.