На пути к зрелости
После поражения русского самодержавия в Крымской войне 1855 года со всей очевидностью обнаружилась гнилость ненавистного народу николаевского режима. Возмущение крестьянских масс, готовое, казалось, вылиться в открытое революционное выступление против помещичьего строя, всколыхнуло всю страну.
«...Жизнь русская проснулась от долгой нравственной и умственной спячки, прозрела, — вспоминал И. Е. Репин. — Первое, что она хотела сделать, — умыться, очиститься от негодных отбросов, от рутинных элементов, отживших свое время. Во всех сферах и на всех поприщах искали новых, здоровых путей. Молодость и сила свежей русской мысли царили везде, весело, бодро шли вперед и ломали без сожаления все, что находили устарелым, ненужным».
В это замечательное время, когда, по словам соратника Чернышевского — Н. В. Шелгунова, «обдумывались и решались судьбы будущих поколений, будущие судьбы всей России», деятели искусства испытывали на себе животворное воздействие передовых идей. Балакирев и его друзья были типичными представителями новой эпохи. У них было в высшей степени развито чувство гражданственности. Они думали не о себе, а о будущем русской музыки.
«Выдающейся чертой 60-х годов был увлекающий и возвышающий человека энтузиазм, отмеченный чертой полного бескорыстия, а порой — и почти полным забвением личных потребностей», — писал выдающийся русский ученый К. А. Тимирязев. Такими бескорыстными энтузиастами своего дела были и молодые члены балакиревского кружка.
Они не ограничивались только творчеством, а стремились к широкой общественной деятельности. Балакирев и Стасов совместно со старым русским хормейстером Г. Я. Ломакиным задумали открыть, по примеру воскресных школ для рабочих, бесплатную музыкальную школу, чтобы нести музыкальную культуру в широкие городские массы. Школа открылась в том же 1862 году, что и Петербургская консерватория, основанная Антоном Рубинштейном, и как бы сознательно в противовес ей. Оба учебных заведения отвечали требованиям новой эпохи и возросшей тяге широких городских слоев к всестороннему просвещению. Но пути этих учебных заведений были различны, и в то время казалось, будто они непримиримо враждебны друг другу.
Балакиревцы с самого начала отнеслись резко отрицательно к самой идее создания консерватории. Они были убеждены, что перенесение на русскую почву методов преподавания, заимствованных из опыта западноевропейских консерваторий, окончательно убьет национальную самобытность русских музыкантов. Они не учитывали при этом тех поистине грандиозных возможностей, которые консерватория открывала для будущего развития отечественной музыкальной культуры. Впрочем, на первых порах их опасения, казалось, были оправданы. Вначале большинство консерваторских преподавателей составляли иностранцы, мало связанные с русской почвой: собственных музыкантов-педагогов тогда еще не хватало, и лишь позднее, по мере роста русских музыкальных кадров, выявилась возможность сочетать систему консерваторского образования с воспитанием молодежи в духе национальных традиций. Негодование и насмешки членов балакиревского кружка вызывало также то обстоятельство, что консерватория, как и Русское музыкальное общество, которому она подчинялась (Русское музыкальное общество (РМО) было основано по инициативе А. Г. Рубинштейна в 1859 году и имело целью регулярное проведение концертов для музыкального просвещения публики. Вслед за Петербургским отделением РМО были открыты отделения и в ряде других городов.), состояла под «высочайшим покровительством» родственницы царя, великой княгини Елены Павловны, иностранки по происхождению, разыгрывавшей роль русской просветительницы. Елену Павловну с ее придворной кликой, Русское музыкальное общество, консерваторию и даже самого Рубинштейна балакиревцы, не раздумывая, включали в одно общее понятие — «немецкая партия». Их самозабвенное увлечение идеей национальной русской школы в музыке, их боевой задор не позволяли им в то время трезво отделять недостатки от достоинств в деятельности противоположного лагеря. К тому же консерваторские музыканты в свою очередь пренебрежительно относились к молодым русским композиторам, не имевшим ни специального образования, ни диплома. Предубеждение было так велико, что даже много лет спустя, когда из-под пера балакиревцев уже успели выйти бессмертные произведения, директор Московской консерватории отчитал одного из учащихся только за то, что тот распространял среди консерваторской молодежи «сочинения каких-то недоучек, дилетантов вроде морского офицера Корсакова и других».