Глава V. Зов утраченной юности
Триумфальное возрождение «Бориса» и «Хованщины», завоевывавших мировое признание, заставило пристальнее заинтересоваться и неведомой «Сорочинской», извлечь из небытия рукопись неоконченной оперы Мусоргского, изучить ее. Нельзя не воздать здесь должное трудам В. Каратыгина. Он был, в сущности, первый русский музыковед, обратившийся к серьезному исследованию рукописных материалов «Сорочинской ярмарки». Не без предубеждения приступал он к работе, но то, что открылось ему, было поразительно. Он обнаружил и составленный Мусоргским сценарий оперы, и серию подготовительных записей украинских песен, и главное — много превосходной, доселе неизвестной или мало кому известной музыки. Наивны попытки Каратыгина редактировать «Сорочинскую» (придерживаясь методы Римского-Корсакова, он не обладал композиторским талантом и мастерством последнего), но ценны изыскания и публикации, сыгравшие и немаловажную практическую роль в деле «собирания» музыки «Сорочинской ярмарки».
В 1911 году, по инициативе В. Каратыгина, устраивались в Петербурге сначала домашние, «полупубличные», а затем и открытые исполнения сцен из первых двух действий комической оперы Мусоргского. Эти скромные показы проходили с неизменным успехом. «Ярмарка» вызвала живейший интерес общественности. И вот уже осенью 1913 года в московском Свободном театре под руководством К. Марджанова (Марджанишвили) была предпринята первая сценическая постановка «Сорочинской ярмарки» (режиссер А. Санин). Премьера состоялась 8 октября; дирижировал Ю. Сахновский, скомпоновавший партитуру спектакля. Однако этот смелый опыт, которым началась многотрудная сценическая жизнь «Сорочинской ярмарки», не мог дать творчески полноценного результата. До осуществления авторского замысла было еще далеко. Музыкальный материал для постановки собирался, как говорится, с бору по сосенке, и партитура Ю. Сахновского представляла собою довольно пеструю компиляцию из фрагментов и сцен в редакции Лядова, Каратыгина и Римского-Корсакова (интермедия — «Ночь на Лысой горе»); недостающие куски музыки дописал сам Сахновский, он же дооркестровал все эпизоды, изложенные в клавире. В режиссерскую композицию спектакля, для «спайки» между сценами, вмонтирован был текст из гоголевской повести.
Первая, экспериментальная постановка «Сорочинской ярмарки» вызвала оживленные отклики и споры. В спектакле находили немало недостатков. Но музыка Мусоргского, зазвучавшая сквозь завесу редакторских обработок и режиссерских ухищрений, увлекла и покорила слушателей. Жизненность «новой» комической оперы была доказана, и в этом заслуга московского Свободного театра.
Вскоре после экспериментальной постановки «Сорочинской» престарелый Ц. Кюи выразил желание закончить оперу бывшего товарища. Летом 1914 года он приступил к работе и занимался ею вплоть до весны 1916-го (тогда же она была издана — в клавире и партитуре). Над своей редакцией «Сорочинской ярмарки» Кюи трудился основательно, однако и его труд был, по существу, компиляторским. Автографы Мусоргского оставались вне поля его зрения, да он и не проявлял к ним особенного интереса. Кюи использовал с некоторыми изменениями весь подготовленный Каратыгиным материал первых двух действий, кое-что перестроил в сценическом плане оперы, кое-где внес «для связности» небольшие вставки и досочинил всю недостающую музыку, приноравливаясь к стилю Мусоргского и пользуясь, более или менее удачно, его тематизмом. В партитуре оперы он сохранил лядовскую оркестровку отдельных эпизодов и сцен. Работа Кюи над «Сорочинской ярмаркой» была показана 13 октября 1917 года петроградским Театром музыкальной драмы, но в сценической судьбе оперы Мусоргского она не сыграла сколько-нибудь значительной роли. Редакция Кюи, выполненная не без старания и стилизаторского мастерства, имела, конечно, свои достоинства, да ее достоинства не имели прямого отношения к творческому замыслу Мусоргского. Это особенно заметно в присочиненной музыке Кюи (занимающей, в общей сложности, около 75 страниц клавира), где то и дело проглядывают черты элегантной слащавости, столь чуждые простонародной бытовой речи гоголевских персонажей. Возродить своенравный дух музыки Мусоргского восьмидесятилетнему Кюи, при всем его желании, было не под силу.