Глава I. В боях за «Бориса»
К осени, когда заканчивалось это действие, воплотившее «трагедию совести» царя Бориса,— зародилась идея мятежной Сцены под Кронами — сцены разбушевавшейся стихии народной. Именно об этой сцене писал Мусоргский 11 сентября: «Обдумывается бродяжная: — (новость и новость/из новостей новость) — ужасно приятно». Счастливая идея поразила воображение Мусоргского. Обдумывание и сочинение Сцены под Кромами вырисовывало высшую перспективную кульминацию движения-развития народной драмы. (В. Никольский, проницательный друг и советчик композитора, верно угадал значение этой гениальной сцены, предложив сделать ее финалом всей оперы.)
Зимою Мусоргский завершил вторую картину «польского акта» (14 декабря: «дописываю последний аккорд сцены у фонтана»). К тому времени готова была в клавире, а отчасти и в партитуре музыка новых картин, заканчивались изменения и дополнения в картинах, сочиненных ранее. Координируя материалы громадной композиции, Мусоргский занимался оркестровкой. 11 января 1872 года он закончил партитуру второго действия (Царский терем); 10 февраля — партитуру первой, а 29 марта — второй картины третьего действия (Польский акт). В партитуре Сцены под Кромами, увенчавшей оперу-драму, значится последняя дата: 23 июня 1872 года в Петрограде. Труд, обессмертивший имя Мусоргского, был завершен.
* * *
«Борис Годунов» создавался в сумрачное время воцарившейся реакции, глушившей передовое общественное движение. И в жизни балакиревского содружества, и в жизни самого Мусоргского это время было связано со многими трудностями и невзгодами. И все же годы работы над «Борисом» были исключительно плодотворны. В борьбе, посреди тревог и треволнений, Мусоргский ощущал небывалый приток творческих сил — что может быть радостнее для художника! «Я жил «Борисом», в «Борисе»,— писал он,— и в мозгах моих прожитое время в «Борисе» отмечено дорогими метками, неизгладимыми». Многое объемлют эти слова — и творческое вдохновение, и дружбу, и любовь.
Сочинению «Бориса Годунова» сопутствовали ясные душевные просветы личного бытия Мусоргского. С осени 1868 и до весны 1871 года он жил в Инженерном замке — в квартире Опочининых (Александра и Надежды). Здесь, в окружении дорогих и близких его сердцу людей, написана была большая часть музыки «Бориса Годунова». Зная глубокое и чистое чувство Мусоргского к Надежде Петровне Опочининой, нетрудно понять, как много значила для него пусть даже «унция сердечного тепла» в общении с женщиной, вызывавшей в нем «души высокие порывы». Этот период «был счастливейшим в его жизни, если не считать терний, связанных — заработка ради — с вынужденной казенной службой в Лесном департаменте,— говорит А. Римский-Корсаков — ...Личная жизнь Мусоргского скрашивалась нежными, дружескими отношениями с Опочиниными». Правда, тернии чиновной службы были весьма чувствительны. Он проводил в департаменте лучшие часы дня, получая мизерный оклад, и нужда оставалась его верной спутницей. Да и не только горечь вынужденной службы омрачала Мусоргского. Его тревожили события общественной жизни, и нараставшие противоречия в кружке, и отчуждение Балакирева, и многое другое. Но тем более необходима, незаменима была для него в годы напряженной работы над «Борисом» опочининская атмосфера сосредоточенных раздумий и душевных бесед. Общительная натура Мусоргского совершенно не выносила пустого одиночества «четырехстенных мечтаний».
В те годы он теснее сблизился с Бородиным и особенно с Римским-Корсаковым, и крепнувшая творческая дружба весьма способствовала их развитию (эти трое, собственно, и составили Могучую кучку). Римский-Корсаков, искренно восхищавшийся тогда талантом Мусоргского, часто посещал его, и они подолгу «беседовали на свободе без контроля Балакирева или Кюи».