Глава V. Диалектика души

Поразительна интонационная экспрессия, с которою раскрывается в музыке растревоженный душевный мир одинокого бродяги. Мы слышим и буйный зов неутоленной безнадежной любви, и горькое признание собственного убожества, и неутешную обиду на черствых людей (что «дают пинков Ване божьему, кормят, чествуют подзатыльником»), и глухое возмущение лицемерием богатых («...как разрядятся, уберутся, вишь, в ленты алые, дадут хлебушка Ване скорбному, не забыть чтобы Ваню божьего»). Страсть, горечь и ярость сливаются тут в вопле отчаяния:

В центре сценки — образ юродивого. Савишна, чьим именем названа пьеса, не произносит ни слова. Но она живая участница сценки. И слушая музыку, мы ясно представляем себе облик Савишны, по характерным интонациям юродивого замечаем в ее отношении к нему то робкую жалость, то насмешливую презрительность, то страх и растерянность. Вся сценка проносится быстро. Деревенская красавица скрывается от преследований нищего бродяги, и его возбужденная речь замирает в жалобном бормотании.

Такова «трагическая закваска» комизма Мусоргского в «Светик Савишне». Не натуралистическое описание печально-забавной бытовой картинки (как полагали комментаторы), а живое, реальное воплощение душевного мира обездоленного человека составляет суть и смысл пьесы. В образе юродивого, «уродившегося на смех людям, на потеху им», звучит горький мужицкий юмор, звучит и «мщение за униженное человеческое достоинство».

Александр Серов, прослушав однажды «Светик Савишну», взволнованно проговорил: «Это Шекспир в музыке». Трудно было бы сказать лучше. Все развитие творчества Мусоргского вновь и вновь подтверждало проницательность серовской характеристики.

Одновременно с «Савишной» обдумывался и сочинялся «Гопак» (записан композитором в Павловске 31 августа 1866 года; посвящен Н. Римскому-Корсакову). Основою для этой замечательной народной сцены послужил колоритный эпизод из шевченковской поэмы «Гайдамаки», повествующей о героях и событиях крестьянско-казацкого восстания на Украине в 1768 году.

Из главы «Пир в Лисянке», где поэтом нарисована яркая, сочная картина гульбища гайдамаков, Мусоргский выбрал небольшой отрывок (русский перевод Л. Мея) — песню-пляску старого кобзаря посреди шумной толпы веселящихся казаков («За гайдамаками ходил кобзарь; его называли слепым Валахом»,— говорит Шевченко).

Воссоздавая обаятельный образ кобзаря, Мусоргский в своем «Гопаке» великолепно передал дух вольной гайдаматчины. Музыка жанровой сценки дышит казацкой удалью, терпким народным юмором. Перед нами живое воплощение картины, описанной поэтом. Гайдамацкий атаман Максим Железняк берет в руки кобзу:

«Потанцуй-ка, старый!
Я сыграю!»
И вприсядку
Слепец средь базара
Чешет рваными лаптями,
Говорит словами...

Эти строки из шевченковской поэмы могли бы служить введением к «Гопаку» Мусоргского. Они определяют «настройку» музыкальной сценки, подсказывая характерный наигрыш инструментального вступления (подражание кобзе — «как бы щипком»), поясняя и характерную ремарку композитора: «Старик поет и подплясывает».

← в начало | дальше →