Глава V. Диалектика души
Ясно, что такая вольная интерпретация стихотворения Кольцова совершенно исключает мечтательную лирику об «огонь-душе — красной девице». Срединный раздел песни (fis-moll — gis-moll) основан на контрасте иного рода. Он раскрывается Мусоргским в углубленном толковании второй и третьей строфы стихотворения Кольцова:
Не видать в них
Света белова;
Не видать в них
Солнца Краснова.
Во сырой мгле.
За туманами,
Только ночка
Лишь чернеется...
Буйное движение словно застывает. Краски сгущаются, темнеют. В музыке — угрюмый колорит непроглядной ночи. Из первой, раздольной темы зарождается протяжный напев; в нем и щемящая душу тоска, и громадная внутренняя сила.
Реприза — утверждение начального образа «Дуют ветры» (cis-moll). Небольшая кода, с мажорным окончанием, выразительно завершает песню. Она посвящена Вячеславу Логинову, товарищу по «коммуне», проявлявшему горячий интерес к новой русской музыке и музыке Мусоргского в особенности (на тему В. Логинова композитор написал в 1865 году фортепианную пьесу «Дума»).
Как ни странно, в балакиревском кружке песня Мусоргского «Дуют ветры, ветры буйные» не встретила особенного сочувствия, и о ней вскоре забыли... Между тем появление этой песни, с ее неожиданным поворотом русской темы, в период активной работы композитора над «Саламбо» — знаменательно.
Пусть очень далеки по сюжету, пусть очень различны по жанру и по масштабам названные произведения, все же в их музыке таятся черты общности творческих устремлений Мусоргского. Не характерно ли, что и в опере «Саламбо» и в песне «Дуют ветры» обозначаются очертания образов, которые получат могучее развитие в «Борисе Годунове»! Музыкальное мышление композитора, глубоко национальное по природе, настойчиво ищет выхода к современной проблематике и в оперной драматургии и в вокальной лирике. За песнею «Дуют ветры, ветры буйные» явится «этюд в народном стиле» — «Калистрат», а за ним — серия маленьких вокальных сцен, воплощающих реальные темы и образы русской действительности, трагический «комизм» ее повседневности.
Характерно вместе с тем и другое. Посреди этих вокальных сцен суровой гражданской лирики пробивается струя проникновенной лирики сердца. Ее течение то усиливается, то ослабевает, но не прекращается, и если временами оно незримо, то не потому, что иссякает, а потому, что уходит вглубь, в подпочву музыкально-драматических замыслов, питая ее.
Романс-фантазия «Ночь», сочиненный вскоре после песни «Дуют ветры»,— одно из глубоких проявлений лирики сердца. Навеянный стихами Пушкина, этот «необыкновенно поэтический и красивый романс» обращен к Надежде Петровне Опочининой, чей образ живет в душе композитора. С неизъяснимым трепетом изливает он охватившее его чувство в свободной импровизации, тонко передавая музыкою очарование лирического образа, словно излучающего нежное сиянье в сумраке безмолвной ночи6. Светло звучит в этой упоительной музыке «зов любви». И невольно вспоминается иной, тревожный и печальный зов в романсе «Но если бы с тобою я встретится могла», посвященном Н. Опочининой летом прошлого года (1863).