Глава IV. «Саламбо»
Наплыв мучительных воспоминаний и переживаний, терзающих душу Мато, гениально передан в эмоционально наполненной музыке монолога. В ее драматическом развитии сталкиваются, сопрягаются, модифицируются контрастные темы и мотивы оперы.
И вот что характерно: прерывность движения музыки, обусловленная содержанием монолога (противоречивые чувства обуревают Мато), психологически верно воспроизводит непрерывную переменчивость душевного состояния героя, и в этой переменчивости обозначается своя внутренняя логика развития, определяющая и закрепляющая неразрывность образного движения музыки — от упомянутой выше прелюдии (оркестрового вступления) к заключительному ариозо «Я умру одинок...». Приметим этот принцип формования монолога Мато. То, что найдено здесь Мусоргским, будет мастерски применено им в монологических сценах «Бориса Годунова» и «Хованщины».
В самом начале монолога — на фоне сумрачной оркестровой прелюдии — вырисовывается изменившийся, словно надломленный облик мужественного Мато. Сознание обреченности тяготит скованного, измученного пытками героя: восстание разгромлено, и нет надежды на спасенье. Он чувствует неотвратимость близкой смерти — «враги на смерть, позор и пытку меня обрекают». И уже здесь, в начальном разделе монолога, зарождается исходный мотив заключительного ариозо «Я умру одинок». Но, едва возникнув, он прерывается острым контрастом — в отдалении звучит тема Боевой песни ливийцев — Мато споминает о последней, роковой битве, опавших соратниках, о Спендии, «рукой изменника сраженном». В оркестре неожиданно промелькивает «баховская тема» — напоминанье «судьбы Карфагена» (см. клавир стр. 159 и 175). Мысль о Карфагене, купившем победу ценой предательства Нарр-Аваса, приводит Мато в ярость. Лютой ненавистью дышит возбужденная речь ливийского вождя. Он задыхается от гнева:
Интонационный облик размашистой темы Мато разрастается, драматизируется грозными отголосками Боевой песни ливийцев («На смерть тиранам жадным...»), вновь появляющимся «марциальным мотивом». Страдальчески горькая ирония тушит бурную вспышку гнева (речитатив: «В придачу обещал тебе Гамилькар руку Саламбо»), Перед помутневшим взором Мато возникает пленительный образ Саламбо, словно дохнувший теплым ветром. В то же мгновенье острая боль содрогает его сердце («О, если б был со мной мой меч! Я б сердце вырвал из груди...») — Мато вспомнил таинственную встречу в шатре, вкрадчивые ласки Саламбо, которая теперь обручена с предателем Нарр-Авасом. Он заклеймить готов ее ненавистью и презреньем — но... горестный отклик темы любви к Саламбо звучит в его мрачном приговоре. Обаяние страсти охватывает Мато, и сознание неотвратимого конца ожесточает его. С непостижимой силой выразительности запечатлено это в музыке: широко распетый речитатив Мато сплетается с «вибрирующей», ускользающей темой Саламбо и глухо нарастающим мотивом неотвратимости:
