Глава II. Новое время
Весной 1869 года он был смещен без всяких объяснений несмотря на возраставший успех его дирижерской деятельности. Этот оскорбительный акт произвола на многих произвел гнетущее впечатление. Чайковский выступил тогда в печати с горячим протестом против «бесцеремонного изгнания из высшего музыкального учреждения человека, составлявшего его украшение...».
Да было поздно. Наступало тяжелое время и для кружка, и для Балакирева в особенности. Но — в то тяжелое время занималась уже заря творческого расцвета Могучей кучки...
* * *
Острая идейная борьба между Балакиревским кружком вкупе с Бесплатной школой и Русским музыкальным обществом вкупе с консерваторией шла в неравных условиях: все более активную и подчас роковую роль играли в ней скрытые силы реакции, выступавшие в обличье влиятельных «покровителей и ревнителей искусства», коим свыше поручалось руководить им.
Тягостное давление их «покровительства» испытывали многие (даже и в подопечных учреждениях Русского музыкального общества и консерватории), но не у многих (даже среди прогрессивных деятелей русской музыки) доставало мужества открыто критиковать их. К тому же действовали они довольно изворотливо, приспосабливаясь к «духу времени» и пользуясь испытанными средствами и приемами фарисейской демагогии. Олицетворением этих сил и этой демагогии была августейшая покровительница наук и искусств, она же почетная председательница Русского музыкального общества, вел. кн. Елена Павловна, пресловутая Евтерпа, преславно «воспетая» Мусоргским в его сатирическом «Райке».
Петербургская Евтерпа — в прошлом виртембергская принцесса, в настоящем вдова вел. кн. Михаила Павловича (одного из следователей по делу декабристов и одного из рьяных усмирителей польского восстания 1830—1831 гг.) — любила рядиться в тогу либеральной добродетели и успела прослыть в кругу почитателей просвещенной дамой-патронессой, что не мешало ей деликатно глушить все передовое, истинно прогрессивное в национальном искусстве. Близкая связь со двором предоставляла ей для этого возможности весьма разнообразные, причем сама покровительница, окруженная услужливой толпой вельможных сановников, распоряжавшихся в учреждениях искусства и послушно выполнявших ее указания, оставалась вне подозрений и уж конечно вне досягаемости.
Да и как можно! Уверяли, что она «сочувствует реформам» и неусыпно заботится о процветании художеств,— ведь это она споспешествовала созданию Русского музыкального общества и проявила либерализм, позволив ввести в Дирекцию Даргомыжского, она выделила в собственном дворце комнаты для музыкальных классов будущей консерватории, она поддерживала Рубинштейна, она попыталась привлечь и урезонить строптивого Балакирева и т. д. и т. п.