Глава III. Конец карьеры, начало жизни
В действительности дело обстояло несколько иначе. Да, Мусоргский на первых порах был вовлечен в великосветскую компанию Преображенских офицеров, усвоил их аристократические манеры и привычки, участвовал в кутежах, вероятно, «отбрякивал» для пирующих гвардейцев танцы и т. д. Да, такое времяпрепровождение, опустошавшее его «золотую табакерку», было ему не по средствам, но подчеркнем — в гораздо большей степени и не по натуре. Разлагающее воздействие окружающей среды наталкивалось на внутреннее противодействие, и оно проявлялось теперь заметнее и сильнее, нежели в юнкерской школе, ибо и Мусоргский вырос, и время наступило другое (канун шестидесятых годов).
Отдавая дань «гвардейской традиции», Мусоргский вовсе не забывал любимого искусства, литературы, философии. Напротив, как это ни странно на первый взгляд, его творческие, художественные и общественные интересы расширялись, чему способствовали и некоторые важные обстоятельства его личной жизни (о них мы расскажем далее), и новые веяния прогрессивного общественного движения, проникавшие в самые широкие слои русской интеллигенции. Разгул Преображенской знати, беспорядочный шум ее пирушек не мог заглушить в Мусоргском напряженной работы сознания.
Пребывая в Школе гвардейских подпрапорщиков, он, конечно, знал о затянувшейся Крымской кампании (1853—1856), о геройской защите и падении Севастополя (8 сентября 1855 г.), о скоропостижной смерти Николая I (18 февраля 1855 г.) и о трагическом финале безрассудно затеянной им войны. Но вряд ли он мог тогда постигнуть истинный смысл этих событий, их значение в судьбах Российского государства, тем более, что начальство неусыпно заботилось о «правильном» умонастроении воспитанников, искусно играя на патриотических чувствах будущих защитников отечества. В замкнутой жизни юнкерской школы быстро и старательно обезвреживались и доносившиеся сюда тревожные слухи и вести о военных поражениях и потерях, о растущем недовольстве в стране, об участившихся и усилившихся крестьянских волнениях.
Мусоргский окончил школу через несколько месяцев после того, как был подписан т. н. Парижский мирный трактат. Война осталась позади. Но именно теперь, «выйдя в свет», вступая на самостоятельную дорогу, он начинал постепенно вникать в смысл совершившихся событий. Тяжелая неудача Крымской кампании, ее причины и последствия обсуждались в русском обществе широко и повсеместно. Все чаще и откровеннее выоказывалась мысль о необходимости и неизбежности государственных преобразований.
Общественное мнение считало коренной причиной всех несчастий, связанных с Крымской кампанией, бессилие феодально-крепостнического строя и гнет полицейского самовластия. Даже люди весьма умеренных взглядов (в том числе и некоторые высокопоставленные либералы), пуще огня боявшиеся стихийного движения «снизу», осуждали бюрократический произвол и злоупотребления властей, говорили о гибельном для государства крепостном праве и требовали «гуманных реформ». Еще в 1855 году получила широкое распространение в рукбписи «Записка об освобождении крестьян» либерального профессора К. Кавелина. А 30 марта 1856 года император Александр II, обращаясь к московскому дворянству, недвусмысленно заявил: «Лучше отменить крепостное право сверху, нежели дожидаться того времени, когда оно само собою начнет отменяться снизу. Прошу вас, господа, думать о том, как бы привести это в исполнение».
Опасения насчет того, что крепостное право «само собою начнет отменяться снизу», были не напрасны. В стране не утихали крестьянские волнения. А в демократических слоях передовой русской интеллигенции зрело новое, революционное по духу, освободительное движение. Уже известны были первые работы Чернышевского и Добролюбова. Возвысился страстный голос некрасовской «музы мести и печали». Вскоре Россия услышала и набатные удары герценовского «Колокола».