На пути к зрелости
Эти годы имели большое значение и для романсного творчества. И в этой области сказались яркие театральные впечатления, увлечение героикой «Юдифи». Мусоргскому стало тесно в рамках чисто лирических, камерных настроений. Разве не может романс обращаться к большим темам общественной жизни, истории? Разве нельзя в романсе воплощать разнообразные характеры, рисовать картины? Перечитывая поэтические произведения Байрона в русском переводе Козлова, композитор столкнулся с образом библейского царя Саула, поразившим его своим величием и духовной мощью. И вот музыка готова. Романс «Царь Саул» — крупное полотно, приближающееся одновременно к оперному монологу и драматической сцене.
Вступает рояль. Впрочем, звучит он совсем необычно. Кажется, будто слышны трубы, призывающие войска в атаку. В стремительном ритме и бешеных ударах аккордов угадываются топот конницы, звон мечей. Возникает полная бурного движения батальная картина. А на ее фоне звучит речь полководца, готового к решительному бою. Он говорит с войсками — и его голос полон мужественности и решимости. Но вот он обратился к сыну, и в его интонации, по-прежнему благородные и уверенные, проникает оттенок мягкости и задушевности.
«Царь Саул» Мусоргского — глубоко своеобразное произведение. Здесь ясно чувствуется рука музыкального драматурга, прирожденного театрального композитора. Образ полководца получился ярким, впечатляющим, он как бы высечен из мрамора. Музыка заставляет не только слышать его голос, она как бы позволяет «увидеть» царственный жест, величественную осанку.
Однако беспокойная мысль Мусоргского уже устремлялась дальше, и вскоре в его вокальном творчестве произошли новые сдвиги.
Много читая, размышляя, композитор начинал все чаще испытывать неудовлетворенность собственными делами. Он мысленно сравнивал роль, которую играла в современном обществе музыка, с ролью литературы и приходил к неутешительным для музыкантов выводам. Литература прямо, открыто и недвусмысленно вмешивается в жизнь. Гоголь бичевал пороки своего времени. Заточенный в Петропавловскую крепость Чернышевский писал о новых людях, о новой морали, смело набрасывал картины грядущего свободного труда. Некрасов воспевает русского крестьянина, беспощадно обличая в то же время произвол, бесправие, нищету... Есть ли что-либо подобное в музыке? Существует ли в музыке направление, бичующее пороки современного общества? — Если есть, то только в зачатке.
Мусоргский вспомнил в этой связи Даргомыжского, с которым, из-за его поездки за границу, как-то совсем оборвалась связь. Теперь в сознании Мусоргского творчество старшего товарища предстало в совершенно новом виде. В его музыке сильна обличительная струя. Она стала пробиваться еще в 40-х годах в лирических произведениях на слова Лермонтова; она налицо в «Русалке», повествующей о девушке из народа, которую обманул и погубил барин-помещик. И уж совсем новы для русской музыки небольшие вокальные произведения, написанные буквально «на глазах» в конце 50-х годов. Это — «Червяк» и «Титулярный советник», сатирические песни о жизни мелкого чиновничества. Рядом с ними — «Старый капрал», полный драматической силы монолог незаслуженно приговоренного к расстрелу простого старого солдата. Как достоверно правдивы все эти портреты! Как тонко умеет Даргомыжский перевоплощаться в образы своих героев, говорить их языком, их интонациями! Это как раз то, к чему тянет Мусоргского. Правда, для него главное — жизнь крестьянства, народа (как и все шестидесятники, Мусоргский считает, что народ — это именно крестьянство). Попробовать бы свои силы в чем-нибудь подобном...