Глава IV. Трагедия «Хованщины»

С пением мятежного гимна раскольники шествуют в сопровождении толпы мимо дома Хованского и скрываются за воротами «стрелецкого приказа». Марфа, отставшая от толпы, останавливается в раздумье.

Как нежный луч на сумрачном фоне прозвучавшего хора, возникает народная мелодия песни Марфы «Исходила младешенька». В простосердечном напеве отражен вибрирующий строй ее чувств и предчувствий. Вариационное развитие песни разрастается в лирическую моносцену: Марфа вспоминает об Андрее, о загубленной любви... Сусанна, старая правоверная раскольница, подслушавшая «греховную» песню, подступает к Марфе со злобными попреками и причитаниями: «Ад! Ад вижу палящий, бесов ликованье...» (в сопровождении промелькивают аккорды «адского заклятья»; клавир, стр. 194). Но Марфу не страшат эти угрозы. «Ты подслушала песнь мою, ты, как тать, подкралась ко мне...» — укоряет она (повторная вариация песни Марфы). И, не таясь, изливает горечь и муки своей любви. В тихой музыке ее речи трепещет обжигающее пламя страсти: «Если б ты когда понять могла зазнобу сердца исстрадавшего...». Дивно звучит здесь широко распетая тема из первого ариозо Марфы, «доминантная» тема ее тайных душевных мук (пример 150; ср. клавир, стр. 94, 198 и 212).

Печальная красота образа Марфы, «праведной грешницы», светится в одухотворенной музыке ее речей и признаний. Чем яростнее нападки фанатичной раскольницы Сусанны, тем глубже раскрывается суровая чистота духовного облика Марфы. Вся сцена их диалога построена на динамике интонационной драматургии контрастов. И не случайно Мусоргский, работая над этой оценой, подчеркнул — «Контрасты: Марфа и Сусанна — цельная, сильная и любящая женщина с престарелою девицей, полагающей всю сласть жизни в злобе, в искании прелюбодейного греха и его преследовании — до зела чувственный, но вместе и страстный альт с сухеньким, крикливым сопрано». Неистовствующая Сусанна, все более озлобляясь, проклинает Марфу и грозит предать ее страшному судилищу раскольничьей церкви. Шумной волной поднимается в музыке тема её проклятий (клавир, стр. 201—203). Досифей выходит из дома Хованских и пытается усмирить разбушевавшуюся раскольницу, но она ярится и дерзко повторяет свои проклятья и угрозы, пока, наконец, Досифей властью пастыря не изгоняет ее.

Сцена Марфы с Сусанной, вплоть до вмешательства Досифея, была разработана еще шире и подробнее в первоначальном варианте (осенью 1873 г.). Впоследствии Мусоргский значительно сократил ее. Однако и в окончательном виде эта сцена, яркая по музыке, не свободна от длиннот. Развитие действия затягивается риторическими увещеваниями Досифея и повторением (буквальным) все тех же угроз Сусанны, неугомонность которой становится назойливой. Драматический контраст несколько передержан, и сила его воздействия ослабевает. Но лишь на время. После изгнания старой девы-раскольницы сцена преображается. Заключительный диалог Марфы и Досифея раскрывает внутренний смысл развития.

В сокровенном лиризме скорбных признаний исходит горе обманутой и оскорбленной Марфы (Сусанна растравила ее раны). Чистосердечно поверяя свое горе Досифею, Марфа не щадит ни себя, ни князя Андрея («ей нечего жалеть — она все потеряла»,— заметил Мусоргский). Любовь и смерть сплетаются в ее сознании. Она ищет спасения в пламени раскольничьего костра — «Словно свечи божие, мы с ним скоро затеплимся...», а музыка ее речи поет о любви (вариация песни Марфы «Исходила младешенька», ом. клавир, стр. 211). После тревожной реплики Досифея: «Гореть! страшное дело!.. Не время, не время, голубка»,— в исповеди Марфы вновь вспыхивает затаенная страсть, и с новой силой звучит тема ее душевных мук и терзаний: «Страшная пытка любовь моя...» —

Страдания Марфы смягчают Досифея, сумрачный облик фанатика просветляется трогательной человечностью: «Терпи, голубушка; люби, как ты любила; и вся пройденная... прейдет». Неизъяснимая тоска слышится в музыке его смиренного напутствия.

← в начало | дальше →