Глава IV. Трагедия «Хованщины»

Где путь к избавлению от рабства, нищеты, лихоимства, боярского произвола? Старое переворотилось, новое только-только вызревает, черты его еще неясны, непостижны, а горе народное неизбывно. В этот острый, переломный период невозможно разобраться в разноречивых явлениях и событиях государственной смуты, распознать их скрытые причины и последствия. И народ в поисках правды легко поддается стихийным порывам. Волнуется крестьянский люд, бушуют недовольные стрельцы, растет движение раскольников. Под стягами «исконной мужицкой веры» собираются толпы темных, измученных рабством и горем людей, готовых собственною смертью одолеть «зла стремнины вражьи». И к ним обращал свой пытливый взор Мусоргский.

Он чувствовал и понимал, что за религиозными мотивами раскольничьего движения кроется неосознанная сила социального протеста обманутых масс, сила, еще скованная неведением, темнотой, суеверным фанатизмом, и все же грозная мрачной неустрашимостью: «Сгорим, но не сдадимся!». Одержимые ложной идеей спасенья в «божецкой жизни», ослепленные преданностью догматам старой, дедовской веры, раскольники трагически гибнут вместе со своим пастырем Досифеем в бессмысленном «подвиге самосожжения». Но не гибнет сила народного протеста — наступит время, она поднимется вновь и вновь, развернется в пугачевщине. Не скорбный Досифей, отрекшийся от мира князь Мышецкий, а вольный казак, атаман-раскольник Емельян Пугач поведет массы обездоленных крестьян и батраков на открытую борьбу с помещиками и вотчинниками.

Вот историческая перспектива, освещающая внутренний смысл раскольничьей трагедии в «Хованщине». Как и многие передовые люди своего времени, Мусоргский видел за религиозным облачением раскола движение масс против феодального гнета, благолепно освящаемого официальной церковью, и в этом движении — зародыш и предвестие грядущих восстаний. И, быть может, его воображению чудились уже образы будущей «Пугачевщины», когда он работал над народными сценами «Хованщины». В музыке народных сцен, составляющих основу драматургии всего произведения, воплотилось то, что влекло и Бакунина: Русь бунтовская, Стеньки-Разиновская, Пугачевская, раскольничья...

Мусоргский недосягаемо велик в изображении взволновавшейся народной стихии (вспомним Сцену под Кромами). Могучей кистью рисует он и в «Хованщине» возмущение крестьянской толпы, разрушающей будку лихоимца-подьячего, буйный разгул «стрелецкого самовластья», трагический пафос одержимости и обреченности «по-юродивому» протестующего движения раскольников. Мусоргский недосягаемо велик и в психологически чутком понимании внутренней, душевной жизни народа. Поразительный дар проникания в заповедные глубины человека и человеческих масс одухотворяет музыку «Хованщины». Он не идеализирует, не приукрашивает, не приподымает народ на «оперные котурны». Но, правдиво показывая и сильные и слабые его стороны, умеет раскрыть— в противоборстве страстей и влечений, порой бессознательных,— нравственную чистоту его облика, мужество характера, стойкого в самых тяжелых испытаниях, доверчивость сердца, так часто обманутую и все же неистребимую, ибо эта доверчивость — не от наивности, а от жадной веры в справедливость и готовности бороться за нее.

Драма народная развивается в «Хованщине» как драма социальная, драма государства, раздираемого усобицами да правежами феодально-боярской знати, ожесточившейся против юного Петра. И тут Мусоргский следует не хронологии, а логике истории. В музыкально-сценическом повествовании «Хованщины» он сдвигает, концентрирует, стягивает в единый драматургический узел исторические факты и события кризисного семилетия 1682—1683 годов (от воцарения Петра и стрелецкого бунта 15 мая 1682 г. до низвержения правительницы Софьи и Голицына — 1683). Выделяя и сближая важнейшие события изображаемой эпохи, он воссоздает правду истории в широких обобщениях народной музыкальной драмы, насыщенной напряженно развивающимся действием.

← в начало | дальше →