Глава V. Диалектика души
Нередко и поныне «Гопак» Мусоргского толкуют и исполняют как плясовую песенку разбитной охмелевшей «шинкарки», что совершенно не соответствует замыслу композитора, создавшего бесподобную народно-комическую сцену, в которой кобзарь, «подплясывая гопака», изображает в лицах забавную историю о старом рыжем казаке и его молодой, своенравной и гульливой жене (излюбленный мотив украинского юмора), весело высмеивая, вышучивая «сюжет» своей песни-пляски. В этом-то и прелесть, неповторимое своеобразие народной сценки, написанной размашисто, с добродушно-комической грубоватостью, но без тени вульгарной разухабистости.
Оригинальная тема песни-пляски (fis-moll), «вобравшая» характерные ритмоинтонации украинского гопака, широко распета в свободном вариационном развитии вокальной партии и щедро колорирована инструментальным сопровождением, легко обнаруживающим оркестровый замысел пьесы (в 1868 г. Мусоргский осуществил его).
С неистощимым мастерством выразительности воспроизводит Мусоргский импровизированную народную оценку. В гибком движении напевной и остро акцентированной речи кобзаря вырисовываются зримые черты и черточки изображаемых лиц — смешная неуклюжесть старого рыжего казака, строптивость его шумно разгулявшейся жены. Особенно ярко это выражено дразнящим интонационным контрастом в Fis-dur'ном эпизоде «Гопака»:
Штрих гениальный. Тонко очерченные и рельефно подчеркнутые характерными тембро-гармоническими оборотами перемены интонации (выражение Мусоргского) преображают нехитрую плясовую тему-мелодию, придают ее развитию сценическую одушевленность. Народный жанр становится «ареной» образного перевоплощения музыки — она искрится переменчивыми оттенками живой речи, то беспечно веселой («А сама-то я в шинок...»), то сердито-сварливой (скороговорка «Коль женился, сатана, добывай же мне пшена... Вот как!»), то вкрадчиво-лукавой («Как была я молодою, да угодницею...»), то разгульной и озорной («Гой, Семёны, вы, Иваны...»).
Действие народной сценки претворено в интонационной драматургии. В пьесе строго выдерживается народно-жанровый характер музыки гопака, но ее образное развитие полностью подчинено сценическому замыслу композитора (отсюда и переменчивость метроритма, и неожиданные — без модуляционных подходов — ладовые сдвиги, отклонения, и тонкая мотив-ная разработка эпизодов).
Инструментальное сопровождение и в «Гопаке» — органический элемент вокальной композиции. Однако тут, в отличие от «Светик Савишны», не суровая скупость выразительных средств, а щедрое сверканье красок. Различные задачи — различные решения. В «Гопаке» живописно-изобразительное сопровождение диктуется самим характером поэтического текста; оно не только поддерживает и колорирует вокальную партию, но и восполняет, дорисовывает в восприятии слушателя народную сценку — и фигуру «подплясывающего» кобзаря, и нарастающее оживление веселой толпы...
Шевченковская поэма «Гайдамаки» вскоре вновь привлекла внимание Мусоргского. В конце шестьдесят шестого года он сочинил Песнь Ярёмы: «Стой, Днепр! Слушай, Днепр!» (слова заимствованы из главы «Третьи петухи»). Это дума батрака Ярёмы — одного из главных героев поэмы. В ней поэт выразил вольнолюбивую мечту народа о возрождении свободной Украины:
...И встанет народ весь за край свой родимый,
И будет, как прежде, Украйна жива.
..................................
И снова казак споет непотайну,
Привольно и лихо споет про Украйну:
«Свободна до моря, панов нет, монахов!
Днепр унес их кости, кости вражьи.
Черною кровью, панскою кровью
Дальнее море он опоил»...
Так, рядом с народно-комической сценой кобзаря («Гопак») возникла широкозвучная песнь-ария, в которой Мусоргский воплотил революционный дух поэзии Шевченко.