Глава III. В кружке, в «коммуне» и наедине с самим собой
Для Мусоргского — в особенности. Обмен мыслей, познаний, впечатлений от прочитанного накопили для него тот материал, которым он потом жил все остальные свои годы; в это же время укрепился навсегда тот светлый взгляд на «справедливое» и «несправедливое», на «хорошее» и «дурное», которому он уже никогда впоследствии не изменял. Во многих местах текста его романсов и в особенности в либретто оперы «Борис Годунов» ясны следы юношеского, горячего, благородного настроения, прочно заложенного еще во времена товарищеского «сожития» с друзьями 1863—1866 годов». В. Стасов, к сожалению, не щедр на подробности и не во всем точен — он писал по памяти о событиях почти двадцатилетней давности; тем не менее его рассказ — живое свидетельство современника — представляет для нас интерес исключительный.
Известно, что с осени 1863 года, вскоре после появления в печати романа Чернышевского «Что делать?», в Петербурге, в Москве и других городах стали возникать кружки - «сожития» передовой молодежи, именовавшиеся «коммунами» (знаменская коммуна В. Слепцова, пречевская — Артура Бенни, артель тринадцати молодых художников во главе с И. Крамским, порвавших с Академией, и т. д.). Различны они были и по составу, и по профилю, и по характеру деятельности; «не только для совместного житья, а и для общей работы соединялись тогдашние «новые люди» в коммуну»,— замечает К. Чуковский. Разумеется, было бы наивно говорить об этих кружках сожития как о коммунах в прямом смысле слова; их надо рассматривать в контексте общественного движения той эпохи. В большинстве своем они были далеки еше от идеала, который рисовался Чернышевскому. Но им свойственно было искреннее стремление к этому идеалу, свободно и разнообразно проявлявшееся, — вот что надобно подчеркнуть.
Роман «Что делать?», написанный Чернышевским в каземате Петропавловской крепости и опубликованный в весенних номерах журнала «Современник» за 1863 год (март, апрель, май), воспринят был в русской литературе как манифест революционной борьбы за социальное переустройство человеческих отношений, человеческого общества. Роман о «новых людях», наполненных неистребимой веры в светлое будущее, одушевленных горделивым стремленьем приблизить это будущее, быстро завоевал громадную популярность; он стал библией для демократической молодежи.
Литература того времени не знала успеха, подобного тому, которым пользовался роман Чернышевского. «Книгой «Что делать?»,— вспоминал И. Репин,— зачитывались не только по затрепанным экземплярам, ,но и ino опискам, которые сохранялись вместе с писанной запрещенной литературой и недозволенными карточками «политических». Идеи романа воодушевляли читателей, образы его героев служили примером для подражания.
— Поднимайтесь из вашей трущобы, друзья мои, поднимайтесь, — призывал Чернышевский, — это не так трудно, выходить на вольный белый свет, славно жить на нем, и путь легок и заманчив, попробуйте: развитие, развитие. Наблюдайте, думайте, читайте тех, которые говорят вам о чистом наслаждении жизнью, и о том, что человеку можно быть добрым и счастливым. Читайте их — их книги радуют сердце, наблюдайте жизнь — наблюдать ее интересно, думайте — думать завлекательно...
— Будущее светло и прекрасно, — страстно убеждал он.— Любите его, стремитесь к нему, работайте для него, приближайте его, переносите из него в настоящее, сколько можете перенести: настолько будет светла и добра, богата радостью и наслаждением ваша жизнь, насколько вы умеете переносить в нее из будущего...
Развитие, развитие! Молодежь горячо отозвалась на призыв Чернышевского к деятельному развитию, интеллектуальному и нравственному совершенствованию в труде и борьбе за новую, лучшую окизнь. И воплощенные в романе «Что делать?» образы «новых людей» — простых тружеников, преданных общему делу, и увлекательно описанные формы коллективного труда и быта — все это служило живым, наглядным примером. Ему следовали с пылом молодости, не слишком задумываясь над трудностями теоретической и организационной подготовки. Проще всего оказалось перенести из будущего в настоящее вольное название «коммуна» — и оно как-то само собой утвердилось за многими стихийно возникшими артельными товариществами и кружками-сожитиями. В условиях российской действительности того времени движение это, конечно, не могло быть долговечным (тем более, что и за ним следило неусыпное око полиции). Но дело свое оно сделало, способствуя идейному сплочению и развитию нового поколения передовой русской интеллигенции.