Глава II. Новое время
Балакиревское содружество, поднявшее «знамя русской национальности в музыке», вышло в фарватер нового движения. Кружок, одушевленный идеями борьбы за народность и жизненную правду искусства, за творческое новаторство, за национально-демократические начала музыкального образования и просвещения, действовал активно и горячо. Уже во второй половине шестидесятых годов определились выдающиеся творческие достижения композиторов боевого содружества (Мусоргского, Бородина и Римского-Корсакова в особенности).
Выделяя исключительно важную, во многих отношениях ведущую роль балакиревского кружка, подчеркнем тут же, что его деятельностью не исчерпывалось передовое движение русской музыки шестидесятых годов (как это представлял себе Стасов). Инициативная деятельность кружка олицетворяла собою, если можно так выразиться, ядро движения, вызванного и обусловленного мощным подъемом русской общественной жизни в памятную «эпоху просветителей».
Движение по природе своей стихийное, чреватое внутренними противоречиями, ширилось, разветвляясь. Оно не могло целиком сосредоточиться в рамках деятельности одного кружка, ибо силы, его направлявшие, были разделены, рассредоточены и действовали далеко не всегда и не во всем согласованно (не говорим уже — дружно). Тому были свои причины, и объективные, и субъективные. Мы их коснемся далее. Здесь же напомним только, что одновременно и параллельно с деятельностью балакиревского кружка интенсивно развивалось творчество Даргомыжского, осуществлявшего свои смелые реалистические замыслы; тогда же развертывалась бурная музыкально-критическая деятельность виднейшего теоретика движения Серова, ставшего в «оппозицию» к кружку и тем не менее способствовавшего идейно-творческому росту молодых композиторов балакиревского содружества (да и не только их); в середине шестидесятых годов выдвинулся Чайковский, громадная роль которого в передовом движении русской музыки не нуждается в комментариях.
Не упоминая многих других участников движения или искренно сочувствующих ему, можно сказать, что оно привлекало, так или иначе охватывало всех тех прогрессивно мыслящих музыкантов и любителей музыки, для которых были святы заветы Глинки и которые горячо верили в необходимость и плодотворность национального обновления и самостоятельного развития русского искусства, хотя и различно представляли себе пути и средства данного развития.
Соударение, взаимодействие этих сил придавало мощный напор движению, а вместе с тем все более отчетливо выявляло разветвлявшие его разноречивые тенденции. Такова была диалектика стихийного движения. Многое видоизменялось, своеобразно реформировалось в сложном процессе его развития, ибо менялась и общественная обстановка, в которой оно протекало (см. выше). И нас не должно удивлять то обстоятельство, что иные черты и явления, резко обозначившиеся в острый период борьбы, совершенно стушевались или вовсе исчезли в результате ее.
Белинский проницательно заметил, что «в разгаре процесса часто особенно бросаются в глаза именно те явления, которые по окончании процесса должны исчезнуть, и часто не видно именно того, что впоследствии должно явиться результатом процесса». Все это необходимо глубоко усвоить, чтобы понять и сложные перипетии боевой деятельности балакиревского содружества, и закономерность возникновения Могучей кучки, и особую роль Мусоргского в передовом движении русской музыки.