Глава I. Накануне
И все же маленький Экспромт Мусоргского — в ряду его юношеских произведений — заслуживает серьезного внимания, тем более, что самому композитору эта пьеса была, видимо, чем-то дорога, он дважды обращался к ней и не забыл упомянуть ее в Автобиографической записке. Примечательно и то, что сочинение, проникнутое глубоко личным настроением, возникло под воздействием герценовского романа.
Герцен был властителем дум русской интеллигенции и одним из любимейших писателей молодежи. Белинский называл его «поэтом гуманности», подчеркивая, что его умный и сильный талант одухотворен «мыслью о достоинстве человеческом, которое унижается предрассудками, невежеством и унижается то несправедливостью человека к своему ближнему, то собственным добровольным искажением самого себя». Герценом зачитывался и Мусоргский.
Роман «Кто виноват?» захватил его и верностью изображения русской действительности, и пафосом обличения крепостнического строя, и смелой постановкой острых социальных и этических проблем, и, конечно, жизненно правдивыми образами героев, печальной историей любви Бельтова и Любоньки Круииферской. В беседах с Н. Опочининой, которая, по-видимому, также увлечена была герценовским романом, словно невзначай, соединились, сплелись нити интересов, стремлений и чаяний Мусоргского. Впечатление создалось громадное, но лишь малая частица его отразилась в Экспромте. Что же в нем отразилось?
Вряд ли намеревался Мусоргский нарисовать в небольшой фортепианной пьесе образы героев романа или запечатлеть бурную «сцену поцелуя» — музыка говорит об ином. Это — лирическое раздумье после беседы и робкий отзвук своих сердечных волнений. Это листок из «лирического дневника» Мусоргского, быть может, и не столь значительный в его творчестве, но не случайный в его биографии.
Весьма примечательно, что рядом с Экспромтом — воспоминанием о Бельтове и Любе, в том же 1859 году появилось сочинение, в котором впервые и с большой внутренней силой зазвучала гражданская лирика Мусоргского. Я имею ъ виду романс, или, как назвал его автор, музыкальный рассказ — «Листья шумели уныло», написанный на стихи поэта-петрашевца А. Плещеева (для баса с сопровождением фортепиано). Можно предположить, что Мусоргский, волнуемый образами петрашевцев, сочинял этот проникновенный музыкальный рассказ о тайном погребении осенней ночью павшего в борьбе революционера.
Сюжетный смысл, выраженный в стихах Плещеева скупо, лишь намеком, гениально обобщен в лирическом повествовании Мусоргского. Музыка дышит суровым пафосом гражданственной скорби. Сосредоточенно-сдержанная мелодия — речитатив певца, ведущего рассказ, оттеняется характеристическими подробностями сопровождения, углубляющими скорбно-эмоциональную настроенность текста. В густых «мглистых» гармониях, обволакивающих минорный лад, мерцают мажорные блики; невозмутимая мерность ритмического движения тонким контрастом подчеркивает взволнованный тон повествования. В воображении слушателя возникает реально зримая картина: сумрачный колорит осенней ночи, зыбкий свет луны, шелест листвы в таинственной тишине дубравы и свежая могила погибшего бойца...
Сочинение, смело задуманное, написано с удивительным для двадцатилетнего автора мастерством. Многое в этом музыкальном рассказе, в его композиции, языке, приемах психологически углубленной выразительности предвосхищает черты зрелого стиля Мусоргского. Вот еще пример, свидетельствующий о плодотворности новаторских исканий молодого композитора.